Антонио задумался, а в это время Мария заговорила с ним, видимо, попросив его перевести мою речь. Последовал монолог Антонио, прерванный радостным воплем Марии и детей, которые бросились его обнимать. Думаю, что решение принято окончательное и обжалованию не подлежит.

– Я согласен Иван Николаевич, думаю большая часть команды тоже согласиться, никто не хочет жить под французами, но не у всех есть возможность уехать. У нас эта возможность появилась, спасибо, моя семья в неоплатном долгу перед вами! – поклонился Антонио.

– Я тоже рад, Антонио! В таком случае, сейчас наймем караван, погрузим специи, в Петербурге за них дадут самую высокую цену, и в путь. Там ты заберешь выручку и бумаги, а дальше действуешь, как мы обговорили! – подвел я итог разговора.

Оказаться вновь на русской земле, после столь насыщенного путешествия, было весьма волнительно. Хоть в прошлой жизни меня немало помотало по Ближнему востоку и Африке, но это всегда было в составе подразделения, со связью и ощущением за спиной мощной силы, которая придет на помощь в трудную минуту и, при необходимости, быстро вернет назад – в Россию. Это поездка была полной противоположностью, подумал я, вспоминая некоторые ее детали, и понял – связь и логистика! Это основа успеха в любой области деятельности, как в военной, так и в гражданской. Значит это будет основной точкой приложения моих усилий в ближайшее время, продолжил я размышления, и тут меня пронзила мысль – Наполеон, что-то было в его деятельности, связанное со связью. Начав перебирать по порядку в памяти всё, известное мне про него, я вспомнил один интересный эпизод. Правда, воспоминания получились, как в анекдоте «то ли он украл, то ли у него...», но не это главное. Я вспомнил, что войсками был взят город и, то ли Наполеон докладывал об этом, то ли ему докладывали, неважно – главное, что был использован какой-то скоростной способ. Думаем дальше – на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков технологии от сегодняшних практически не отличались, то есть, это не мог быть электрический телеграф, а значит остается только свет и оптика, и мы тоже сможем сделать такую систему!

Интерлюдия Совет

А пока Викинг, Антонио, Джованни и Мария с детьми совершают санное путешествие из Ревеля в Санкт-Петербург, мы вернемся на месяц назад – в 25 декабря 1769 года.

На следующий день после прибытия Румянцева и Потемкина в столицу, на свое последнее заседание собрался Совет при высочайшем дворе, созданный год назад, как чрезвычайный орган для обсуждения вопросов ведения войны с Османской империей. Хотя фактически боевые действия прекратились уже несколько месяцев назад, формально война была окончена только с момента подписания Бухарестского мирного договора, о чем и хотела объявить Екатерина.

Собравшиеся в Тронном зале члены Совета, в том числе успевший прибыть в Петербург граф Панин, и отдельно приглашенные Румянцев и Потемкин, обменивались мнениями в ожидании прихода императрицы. Даже мельком взглянув на происходящее в зале, можно было составить мнение о подводных течениях, преобладающих в высших эшелонах власти Российской империи.

Две группы сановников стояли обособленно и поглядывали друг на друга без особой приязни. В первую группу входили генерал-прокурор сената князь Алексей Александрович Вяземский, вице-канцлер князь Александр Николаевич Голицын и президент Императорской Академии наук и художеств генерал-фельдмаршал граф Кирилл Михайлович Разумовский.

На другой чаше весов обосновались генерал-адъютант граф Григорий Михайлович Орлов, президент Коллегии иностранных дел граф генерал-аншеф Никита Павлович Панин, а также президент Военной коллегии генерал-аншеф граф Захарий Николаевич Чернышев.

Потемкин, еще не имевший аппаратного веса, пока занимал нейтральную позицию, но учитывая, что он собирался занять место фаворита императрицы, сместив с пьедестала Григория Орлова, то ему была прямая дорога в первую группу. Викинг в прошлый раз преждевременно подумал, что Потемкин уже добился желаемого, а императрица тогда даровала ему право личной переписки с ней. Можно подумать, что это не такая большая награда, но для Екатерины, уважающей эпистолярный жанр и ведущей переписку с императорами и лучшими европейскими умами того времени, в числе которых были известные французские философы Вольтер и Дидро, это было знаком особого расположения.

Что касается генерал-фельдмаршала Румянцева, то ему, все эти придворные пляски с бубнами, были так сказать «до одного места». В редких перерывах между войнами, он проводил время в своих имениях и в столичной жизни не участвовал, но – учитывая его жгучую неприязнь с президентом Военной коллегии, которого Румянцев, совершенно оправданно, считал бездарностью и паркетным генералом, путь во вторую группу ему тоже был определенно заказан.

Императрица об этих страстях имела полное представление, так как имела к этому самое прямое отношение. Прекрасно помня, как попала на престол на гвардейских штыках, она не хотела повторить судьбу своего мужа и, с самого начала своего правления, старалась контролировать подводные течения. А освоив с течением времени в совершенстве искусство «divide et impera», что означает «разделяй и властвуй», она легко использовала объективные противоречия, существующие между знатью, поочередно одаривая и приближая представителей различных групп.

По прошествии четверти часа обер-гофмейстер объявил о прибытии императрицы. Екатерина, быстро пройдя мимо склонившихся вельмож, вышла на середину зала и объявила.

– Господа, Османская империя подписала мирный договор! Григорий Александрович, огласите нам сей документ!

После того, как Потемкин зачитал договор, Екатерина обведя присутствующих взглядом, спросила.

– Высказывайтесь господа, с данным договором нам жить, значит и всем коллегиям надобно действовать сообразно новой политической обстановке!

– Переход Крыма и причерноморья под вашу руку событие архиважное, ваше величество, но может быть Григорий Александрович пояснит, почему мы отказались от контрибуции и зачем покупать острова, которые эскадра под моим началом уже привела в российское подданство?– вставил шпильку граф Орлов, подозревающий о начале соперничества с Потемкиным за внимание императрицы.

– Конечно граф, наложение контрибуции, наряду с территориальными потерями, сделало бы договор слишком невыгодным для османов, что подвигло бы их искать помощи в Европе для давления на нас, а также саботировать его выполнение, что подтвердил в разговоре великий визирь. Получили бы на бумаге пять миллионов рублей, а на деле – шиш с маслом! А касательно островов – их еще удержать надобно, австрийский посол недвусмысленно высказался о нежелательности расширения нашего влияния на Балканы. Покупка же, не вошедшая в основной договор, а оформленная отдельным порядком, выглядит куда менее агрессивно!