Но королям виднее – они определяют политическую стратегию. С Людовиком все ясно, но зачем Конрад связался с иерусалимским властителем, у которого совсем иные цели?

«Взгляните, братья, вот оно, желанное время, вот благословенные дни! Содрогнутся и вострепещут страны, ибо Господь на небесах начал терять свою землю. Я повторяю: свою землю, ибо там Он учил слово Отца своего, там более тридцати лет Он странствовал меж людей…» Так говорил аббат Бернар Клервоский. Но в Иерусалиме свои проповедники, и они вещают совсем по-другому…

Фридрих недоверчиво относился к иерусалимским христианам, считая, что за несколько десятилетий владения Вечным городом они переродились, ослабили Христову веру, вступают в сомнительные союзы с мусульманскими вождями, и не исключено, что в сиюминутных корыстных целях.

«И здесь, при осаде Дамаска, жилища утех и роскоши, зачем перевели войско на другую сторону города, которая более укреплена? А ведь все шло хорошо, захватили пригороды, несмотря на тучи вражеских стрел, а потом перешли в другое место со всеми требюше и баллистами – пустая трата времени и сил. Конрад, конечно, хорош, лихо в поединке, одним ударом меча рассек сарацина, от плеча до седла, повторив подвиг Гопиррида. Но зачем он усложнил нам задачу? Ходят слухи, что его уговорили иерусалимский король и рыцари, подкупленные золотом мусульман. Так это или не так, но от этого не легче. Сколько можно осаждать Дамаск, месяц, год? Город полностью не блокирован, и продовольствие туда худо-бедно поступает. А забрасывать его зажигательными бомбами можно до бесконечности – защитники крепости к этому приноровились. Если идти на штурм, преодолевать ров с водой и высокие каменные стены, то для этого сил недостаточно. Какой-то тупик!»

Фридриха утомляло тягучее осадное безделье, он жаждал активных действий, выискивая поводы для прямых боевых столкновений и устраивая провокации, чтобы досадить врагам, которые чувствовали себя весьма вольготно: выходили на крепостные стены, выкрикивали ругательства и демонстративно справляли малую нужду. Особо наглых отстреливали из арбалетов, но даже это их уже не пугало и не вразумляло. Однажды они поставили между зубцами пленного крестоносца и, проткнув его мечом, скинули в ров.

В паре километров от лагеря имелся небольшой холм со скудной растительностью, но вполне достаточный, чтобы за ним спрятать отряд тяжелой конницы. Что и было сделано ночью. А рано поутру он пустил вдоль стены якобы продовольственный обоз – несколько груженых повозок с немногочисленной охраной. Для защитников города это казалось желанной добычей – с продовольствием было туговато. Вскоре из боковых ворот крепости, миновав опущенный мост, выехала небольшая группа всадников, а вслед за ней легкая пехота в количестве сотни человек. Они начали быстро приближаться к обозу, проезжавшему аккурат возле холма. Обозники и охрана бросились наутек, а когда вражеские пехотинцы начали грабить подводы, загруженные вместо еды всяким растительным хламом, перед ними неожиданно появилась тяжелая конница. Дамасские пехотинцы – это не Римские преторианцы, они не умели ставить каре и строить черепаху, поэтому были моментально порублены на куски, а несколько человек, оставшихся в живых, подтащили к крепостным стенам, и там демонстративно отрубили им головы, а на трупы справили нужду. Долг платежом красен. Это принесло временное удовлетворение, но не решало проблемы в целом.

Время катило за полночь, у Фридриха разболелась голова, и он было собрался пойти спать в палатку, но внезапно в свете костра появилась странная фигура человека, одетого в черный плащ с капюшоном. Это был дервиш из Аравии по имени Кадиш. Он прижился в отряде, владел лекарскими навыками и слыл хорошим лозоходом – умел искать воду в пустыне, но при этом не походил на местных жителей – в его лице, несмотря на загар, отчетливо проявлялись черты европейца.

Фридрих жестом предложил ему присесть возле костра и вопросительно взглянул на неожиданного визитера. «Что ему надо? От скуки или по делу?»

– Я вижу, ваша светлость, у тебя разболелась голова, – сочувственно сказал Кадиш. – Я могу помочь.

Не дожидаясь ответа, дервиш встал, подошел к Фридриху и наложил ему на лоб ладони. Закрыв глаза, он прошептал какое-то заклинание, слегка поглаживая круговыми движениями лоб герцога. Через пару минут Фридрих почувствовал, что боль отступила. Кадиш сделал умывающее движение руками, как будто счищал невидимую грязь, и вновь уселся возле костра.

– Спасибо, дервиш, – сказал Фридрих и встряхнул головой. – Не болит.

– Но ведь это не главная боль, что тебя мучит, боль у тебя в душе. Тебе не кажется, герцог, что вы здесь напрасно тратите время? Дамаск вам не по зубам. – Кадиш наткнулся на гневный взгляд Фридриха, но глаза не отвел и добавил: – Нужно уметь смириться с тем, что тебе не по силам и не подвластно. Гнев твой от бессилия, и вовсе не потому, что ты не обладаешь силой, но не ты принимаешь решения, не ты являешься вершителем судеб. Я вижу, что ты, герцог, не согласен с действиями королей, но вынужден плыть под чужими парусами. Ты истинный воитель, я оценил, как ты вчера разделался с недооценившим тебя противником, но личный и даже групповой героизм не решает исхода войны.

– Зачем ты мне все это говоришь?

Фридрих погасил свой гнев, его заинтересовали слова дервиша, и он чувствовал, что все это сказано неспроста, а с каким-то тайным умыслом. И ему очень захотелось познать эту тайну.

– Я хочу тебе дать шанс проявить свою суть, возможность не участвовать в событиях, а управлять ими. – Кадиш сунул руку под плащ и достал золотой медальон с отчеканенным изображением орла, топчущего змею.

– Это «Орден Власти». Никто не знает время и место его изготовления, он тысячи лет гуляет по миру по неисповедимым путям и творит историю руками его владельца. Но не всякого и не всегда. Он может непонятно по чьему велению и хотению превратиться из талисмана в смертельную обузу. Не всякий способен это вовремя понять, остановиться на достигнутом и пустить его дальше по миру. Рискни, герцог, иначе всю оставшуюся жизнь будешь жалеть об упущенных возможностях.

Дервиш протянул медальон Фридриху. Тот взял артефакт и почувствовал исходящее от него тепло, которое растеклось по жилам, проникло в мозг и наполнило его уверенностью и скрытой силой. При этом он ни на секунду не сомневался в правдивости слов Кадиша.

– Кто ты на самом деле? – Фридрих внимательно посмотрел на дервиша. – Ты ведь не тот, за кого себя выдаешь!

– Это так! – Черты лица Кадиша ужесточились, а через щелки сощурившихся глаз сверкнул давящий, всепроникающий взгляд. – Но не всем об этом обязательно знать. Я магистр «Братства Змеи» и действую от его имени.

– А почему бы вам самим не воспользоваться силой Ордена и насладиться властью? – задал неожиданный вопрос Фридрих.

– Это глобальный вопрос, тебе сложно будет понять суть мировых процессов с точки зрения Создателя. Да это тебе и не нужно. Но кое-что я поясню. – Кадиш на несколько секунд задумался. – Государства возникают и рушатся, одни народы растворяются в других народах, города превращаются в руины и на их месте возникают новые города… А «Братство Змеи» незыблемо существует тысячи лет. Любой правитель, если он не сиюминутный временщик, старается создать справедливое в его понимании общество. А мы управляем несправедливостью, ибо только хаос и попытки восстановить