Шрифт:
Закладка:
Элитный клуб титульной нации Республики Башкортостан располагался в центре города на перекрестке улиц Зорге и Шафиева. Некогда обкомовская дача, дом этот хирел вместе с советской властью, пока новые времена не вдохнули в него новую жизнь. Годы, о которых мы говорим, преобразили его буквально на глазах; темные и мрачные стены посветлели, добавился еще один этаж, что, впрочем, не спасло положение, и к старому зданию, дабы не то чтобы справиться с потоком посетителей, сколько сохранить пребывание этих посетителей в тайне, спешно пристраивали еще одно, соединяя их в единый и красивый ансамбль. Стояли эти оба дома чуть в глубине леса, тщательно ухоженного по столь важному поводу, и, окруженные добротным забором с внушительной охраной, выглядели чинно и пристойно. Случайные прохожие и пассажиры трамвая, чьи пути проходили по краю леса, никогда не замечали оживления и сутолоки вокруг домов и, наверное, удивились бы, узнав истинное их назначение. Впрочем, тогда никто ничему не удивлялся.
По ночам оттуда еле слышно доносилась музыка, то подъезжали, то отъезжали крутые иномарки, подвыпивших гостей под брань и крики порой грузили в автомобили, а в остальном дом был светел и тих. Да, пару раз, кто взял бы на себя смелость пристально наблюдать за дачей, отметил бы, что выносили из этого дома по ночам не только подвыпивших гостей, но и накрытые белой простыней носилки, где из-под ткани безжизненно свешивалась мужская или женская рука. Золотой и не всегда счастливой клеткой оказывался этот дом для некоторых его обитательниц, и не всегда богатство и вседозволенность приносили долголетие и счастье.
Время внесло коррективы в национальный состав посетителей ансамбля. Не только гордые владыки степей бродили теперь по его коридорам, но деньги, уравнивая все и вся, привели сюда поросль иных народов. Здесь в дни, о которых мы говорим, и бродили по лесным тропинкам вдали от любопытных взглядов и подслушивающих устройств двое мужчин славянской внешности. Разговор их был неспешен, вдумчив.
— Говори, Костя. Я верю, ты не зря меня сюда заманил.
— Не мне судить, Николай Владимирович, но думаю, что дело того стоит. Вы обратили внимание на суету в городе, активность милиции и что, честно говоря, город стал чище.
— Конечно.
— Известна ли вам действительная причина, Николай Владимирович? С чего бы обычный российский город, надо сказать не столь уж криминализированный, подвергся столь основательной чистке?
— Насколько я знаю это из-за ужасного убийства с расчленением тел. Честно говоря, меня это обошло стороной. Кому, как не тебе, Костя, знать, что мы сейчас с тобой другие люди. Слава богу, мы выше этого.
— Я не хочу сказать, что это имеет какое-то отношение к нам, Николай Владимирович. Моя цель — поставить вас в курс событий. За это вы мне и платите.
— Ну-ну, Константин. Мы друзья. Ты мой компаньон в нелегком капиталистическом труде. Так что там…?
— Мой источник в ФСБ сообщил, что это преступление совершил не человек.
— Орангутанг? Как у Эдгара По?
— Позвонки жертв разделены ровно пополам, Николай Владимирович, вдоль оси позвоночника. У орангутанга нет таких зубов, а у человека — таких инструментов.
Второй собеседник поднял руку, призывая к молчанию. «Чепуха все это, Костик», — медленно и четко произнес он. «Неинтересно мне это. Давай-ка лучше съездим на заимку, попаримся в баньке. Позвони-ка, друг, Петровичу, пусть организует.
Спустя три часа под живописными крутыми скалами над Бельской старицей в Акбердино, в одной из двух аккуратненьких банек на берегу разговор продолжился.
— Я не виню тебя, Константин, что разговор ты начал там. Моя вина. Ты предупреждал, помню. Могли подслушать, собаки. Что еще можешь сказать?
— Практически ничего. Но город под колпаком — камеры слежения, наблюдатели в машинах, пешие. Судя по их действиям, это действительно так — ну, что не человек или неизвестным человеку методом, что, впрочем, одно и то же. Вроде гиперболоида инженера Гарина. Есть еще вырванная дверь у джипа. Ланд Крузер кстати. Как вы думаете, с каким усилием можно вырвать эту дверь? Две с половиной тонны. Причем вырвали неизвестно как и в сторону леса, где ни автомобиль, ни трактор проехать не мог. Следов крючьев, вмятин от троса тоже нет. Использован вертолет? — по-моему, нелепо. Не мне судить обо всем этом, Николай Владимирович, но не зря они — и ФСБ и МВД — копошатся. Что-то там не так.
— Спасибо, Костя. Спасибо, дорогой. Я подумаю над твоими словами. Надо же, только утром жизнь казалась пресной. Я мечтал все начать сначала. Раздать весь этот хлам — деньги, акции, заводы, дома. Собрать всех вас, старых друзей, обзавестись стволами и, как прежде, «под грохот канонады». А тут такая цель!
— Николай Владимирович, я всегда с вами, вы знаете. Но подумайте, нам ли лезть туда, где впустую бьется государство. Пусть оно все куплено и продано, но купили его другие люди, Николай Владимирович, крупнее нас, если быть точнее, и свое они не отдадут. Большая драка — это первое. Второе: справимся ли мы, если узнаем правду? Сумеем ли использовать?
— Все так, мой милый друг, все так. Но владыками не рождаются, а становятся. И ты, и я — все мы вольны в своих поступках. Я ни к чему тебя не буду принуждать — ты меня знаешь. Держи в курсе дел. Сообщай все новости, денег не жалей, не засветись. А там посмотрим.
— И еще, Николай Владимирович. Если действовать, то не напрямую. Нужен, по-моему, буфер. Сливак рвет и мечет. Прячется, потому что в розыске. Но среди тех троих в машине был его племянник. Ему спустить такое нельзя, лицо и братву потеряет. Что если через него?
— И не только через него. Сам тоже не засветись, до поры, до времени. Ну а там…поживем, увидим.
Мужчины еще долго сидели в бане, пили, отдуваясь, с блюдцев чай — ибо с тех пор, как разбогатели, забеспокоились о своем здоровье и на пиве с водкой в парных условиях поставили жирный крест, — и говорили о разном.
Вследствие этого разговора уже упомянутый Сливак обзавелся круглосуточной телефонной связью и дополнительными шестью бойцами из команды известного некогда авторитета «Карелы», ныне уважаемого коммерсанта Николая Владимировича Карелина. День и ночь, сменяя друг друга,
