Шрифт:
Закладка:
Планы Хамеля были грандиозны. Если бы ему удалось большинством голосов заблокировать предложение руководства компании, то он смог бы занять в компании сильную позицию – и надолго. Хамель стремился получить место в наблюдательном совете для себя, но видел, что с помощью переговоров сможет выбить и еще одно. Его-то он и предложил Квандту. «Не хотите ли вы вместе со мной присоединиться к наблюдательному совету?» – спросил банкир. «Несомненно», – ответил Квандт.
В июле 1928 года на собрании акционеров Berlin-Karlsruher Industriewerke было очень людно. Квандт обедал дома, когда ему позвонил Хамель. Завербованная Хамелем оппозиция из числа акционеров оказалась настолько мощной, что наблюдательный совет в полном составе ушел в отставку. Вследствие этого собрание акционеров было сорвано. Необходимо было выбрать новых членов наблюдательного совета. Хамель поинтересовался, нет ли у Квандта какого-нибудь доверенного лица, чтобы посадить его в контролирующий орган. Квандт предложил своего двоюродного брата и советника Курта Шнайдера.
Около двух часов телефон Квандта вновь зазвонил, и это снова был Хамель. Новый наблюдательный совет был выбран и уже вел организационное заседание. «Вы можете прямо сейчас приехать сюда?» Квандт тут же направился в контору Berlin-Karlsruher Industriewerke на Доротеенштрассе. Когда он открыл дверь в переговорную, ему навстречу стали выходить люди. «Поздравляем вас, господин Квандт, – говорили они. – Мы только что выбрали вас председателем наблюдательного совета».
Согласно воспоминаниям Квандта, он получил руководящую должность в Berlin-Karlsruher Industriewerke практически без усилий. «Таким был их выбор. И вот я как по щелчку пальцев стал главой предприятия с капиталом в 30 миллионов марок, имея при этом акций всего на 50 000 марок и практически не зная, чем это предприятие занимается», – писал он позже.
Хотя это и звучит практически невероятно, вполне возможно, что именно так все и произошло. Гюнтер Квандт к тому времени приобрел репутацию талантливого реформатора и рационализатора, способного оптимизировать любое предприятие в любой отрасли, будь то текстильная промышленность или калийная, так как он мог с поразительной легкостью переходить из одного поля деятельности в другое.
В конце 1920-х годов BKI считали компанией, пришедшей в упадок. Годы ее процветания давно были позади. В XIX веке ее завод боеприпасов поставлял металлические патроны для Германии, Австрии, Англии и Италии. В сотрудничестве с производителями пушек из Krupp концерн разрабатывал и изготавливал в Карлсруэ гильзы для орудийных снарядов. В 1897 году BKI удалось поглотить компанию Mauser-Werke из Обендорфа. С 1899 года он также производил в Берлине пистолеты Parabellum.
Во время Первой мировой предприятие фактически достигло предела своих производственных возможностей. Заводы в Карлсруэ и Гретцингене работали непрерывно, производя сотни миллионов пуль, гильз для патронов и капсюлей-воспламенителей для нужд кайзеровской армии. «Потребление материалов на фронте намного превышало все наши представления, созданные предыдущими войнами», – говорилось в фирменной газете.
Директора предприятия надеялись, что после войны их попросят вновь наполнить оскудевшие запасы армейских боеприпасов. Однако страны-победители запретили Германии производить товары военного назначения. В Версале они предписали Германии разоружиться: стране разрешено было иметь лишь пехоту в 100 000 человек и военно-морской флот в 15 000 матросов, а их вооружение было сокращено до уровня гражданского ополчения. Станки для производства оружия и амуниции должны были быть отданы или уничтожены. По большей части они отошли Англии и Франции. BKI попыталась спасти свои станки, переоснастив их для производства товаров гражданского назначения – шестерен, гаек, буров. Некоторые станки концерн отправил к старьевщикам, откуда позже планировал их забрать.
Как и другим предприятиям оборонной промышленности, после войны BKI пришлось туго. Концерну было непросто прижиться в новых областях. В металлургической отрасли множество специализированных предприятий отчаянно защищали свои рынки сбыта. Отдельные оружейные фабрики производили походные фляги, кухонную утварь и металлические шланги. Заказ от рейхсвера и охранной полиции на 40 000 автоматических пистолетов в начале 1920-х годов и производство охотничьих и спортивных ружей было единственным, что еще связывало компанию с ее изначальной деятельностью.
Когда Гюнтер Квандт вступил в должность председателя наблюдательного совета в 1928 году, ему сразу стало ясно плачевное положение предприятия и его продукции. Вот что он сам писал об этом: «Уровень занятости во многих областях был чудовищно низким, где-то вообще нулевым. Производились швейные машины, столовое серебро по типу того, что производила WMF в Гайслингене, прядильные бобины и центрифуги для изготовления вискозы, ткацкие станки, шаровые опоры. Они производились в еще больших, чем прежде, объемах, но на сплошь устаревших станках».
Вместе с Роде и Хамелем Квандт добился отставки генерального директора концерна Пауля фон Гонтарда и вскоре сам стал главой предприятия. Он продал устаревшие средства производства и отказался от заводов, которые BKI арендовала, в том числе у General Motors. Концерн стал производить упаковочные, а также счетные машины на заводе Mauser в Обендорфе. Большой прибыли это не приносило. А о гигантстких прибылях, которые когда-то приносило производство оружия, вообще пришлось забыть.
Гюнтер Квандт хотел структурировать свою империю из компаний наиболее оптимально с финансовой и технической точек зрения. Для этого он обладал всеми необходимыми способностями. Он всегда желал иметь как можно больше власти, вкладывая как можно меньше денег. Свои акции в то время он контролировал через холдинги, такие как Draeger-Werke GmbH и Акционерное общество для акций промышленных предприятий (Agfi). При этом он не особенно разделял свою собственность и собственность акционеров. Напротив, он активно пытался увеличить свое состояние за счет других собственников предприятий, которыми он управлял.
Фридрих Дерге, экономист, в течение многих лет наблюдавший за Квандтом, называл его «менеждером по изъятию дополнительной прибыли». Создавалось впечатление, «что все его планы, помыслы и действия направлены не на сам предмет деятельности, а на нужды его самого и его семьи». Такое поведение сказывалось и на политике отбора персонала: «Пока было возможно, Квандт занимал все «теплые» места в наблюдательном совете, сажая на них сыновей, шуринов, двоюродных братьев и племянников. Таким образом его семья присваивала результаты, достигнутые предприятиями, которые при этом не находились в их собственности».
Глава 4
Новое начало и превратности судьбы
Гюнтер Квандт и Магда, будущая фрау Геббельс
В 1918 году, стоя у могилы жены в Прицвальке, Гюнтер Квандт чувствовал, что нечто ушло от него безвозвратно. «Я думал тогда, что человек может полюбить и быть любимым лишь раз в жизни», – писал он