– А врач что сказал?

Аля пожала плечами.

– То есть ничего серьезного не было и вы не вызывали врача?

Аля кивнула. Теперь Смородина думал, что она похожа на одну знакомую ему патологическую врунью. Почему она так медленно соображает?

– О чем обычно вы разговаривали с Ольгой Иосифовной?

– Она в основном рассказывала… про любовников… про женщин, которые завидуют… и про неблагодарных. Сколько она для меня сделала! Говорила, я проект ее души.

Когда она с задержкой вспоминала каждую из тем, Платону Степановичу показалось, что долгие разговоры Ольги были для нее белым шумом, в который она привыкла не вслушиваться. Вот так выглядит наперсница Леонардо да Винчи нашего времени, кинозвезды и писательницы. Болтунья-задушевница, ничего не скажешь. Ольга действительно была очень добрым человеком, Платон Степанович все лучше ее понимал. Однако «неблагодарные» могли оказаться богатой темой.

– А кого именно она называла неблагодарными? Не помните?

– Она говорила: «Я многим помогла. И они все неблагодарные. А Алю люблю. Аля может оценить».

Смородина решил сменить тему.

– У вас есть какие-то свои деньги?

По блеклому лицу девушки пробежала тень очень жестокой и высокомерной ухмылки. В этот момент в ней проявилась совсем другая порода. Да, такая девочка могла и красть драгоценности, и выносить тяжелые сумки с деньгами.

– Откуда? Я учусь.

– А что планируете дальше делать?

Садовница посмотрела на него с хорошо знакомым презрением юности по отношению к пожилым и некрасивым. «Не твое дело, пень», – говорил ее взгляд.

– Дальше я планирую делать все то же, что и раньше.

Федор

Директор благотворительного фонда пригласил Смородину к себе на дачу, благо она была в двадцати минутах езды. Дача оказалась основательным особнячком в респектабельном поселке. Это, конечно, был не скрытый в сказочном лесу номенклатурный рай, как у Ольги, но видно было, что Федор не стал бы воровать столовое серебро. Только если шутки ради или из-за клептомании.

– Олечка моя. Уходят друзья молодости.

Федор не был артистом, но Смородине показалось, что он ощущает себя сидящим на сцене. Просто очень любил себя? Это не преступление. Но насколько можно верить такому человеку? Когда-то у Федора был крупный фармацевтический бизнес, но он его продал. Дом надо содержать, и от непредвиденных расходов никто не застрахован. Вениамин сказал, что жизнь в его доме выглядит вполне благополучно. Его в отсутствие хозяина осмотрел на предмет вещей Ольги их эксперт-домушник. Живут они вдвоем с собакой, собака осмотру не помешала. Была сыта, лежала. Вся в хозяина.

Смородина не знал, какую тактику в разговоре выбрать.

– Не извиняйтесь за беспокойство. Я видел сотрудников этого «друга семьи», я таких за версту чую. Вы другой.

– Ольга передавала вам деньги наличными?

– Да.

– О каких суммах идет речь?

– Позвольте, я могу поднять бухгалтерию фонда. О приличных деньгах. Пятьдесят тысяч, сто, двести.

– Долларов?

Федор поправил очки. Тон его изменился.

– Простите, Платон Степанович, мы же серьезно разговариваем? Рублей, Платон Степанович, рублей. Такими суммами в долларах я оперирую совсем в других местах.

– Но я полистал глянец у нее в библиотеке, везде ее называют одной из попечительниц фонда.

– Не прикидывайтесь наивным. Хотя… если вы не сталкивались. Вы не знаете этот тип женщин. Она никогда не тратила на благотворительность больше, чем на сумочку. Но благодарить ее за это должны были так, как будто она лично спасла мир от рака.

– А ее муж?

– Этот мог у ребенка только отнять. Понимаю, что вы думаете, и да, – Федор пожевал воздух, прежде чем продолжить, – иногда это отношение к фондам оправдано. Я сам даю немного, столько, сколько мне не жалко, но все деньги идут на лечение. Когда речь о закупке медикаментов, люди вообще оплачивают счета из аптек, я к их деньгам не прикасаюсь. Оля иногда помогала, приглашая зна- комых.

– А что значит «этот тип женщин»?

– Демонстративный. Бессовестный.

– Они вам не нравятся?

– Напротив. Нравятся. И не только мне.

– А к ней домой вы приезжали по делам фонда?

Федя усмехнулся, и в глазах у него запрыгали веселые огоньки.

– Я друг семьи. Оля напоминала мне о моей молодости.

– Когда у вас был фармацевтический бизнес, вы продавали ризипин?

– Не сталкивался с таким названием. Но могу посмотреть.

– А она не обсуждала с гостями свое здоровье?

– Помилуйте! Оле было о чем говорить без этих сниженных тем. Насколько я знаю, она только делала пластическую операцию лет пятнадцать назад, но, по-моему, стало только хуже.

Смородина осмотрелся. Вокруг него висели пара портретов и несколько натюрмортов. Было уютно. Федор утопал в кресле и смотрел на него внимательными глазами из-за очков. Рядом с ним, высунув язык, сидел его огромный товарищ Беня и громко дышал. У Смородины было ощущение, что перед ним два зенненхунда.

– То есть больших денег на благотворительность потратить она не могла? Может быть, она давала деньги другому фонду?

– Не могла, однозначно. Не тот тип… И не смотрите так, Оля – один из лучших вариантов. Благотворительность ‒ такой же вид человеческой деятельности, как и все остальные. После таких, как Леля, которые все-таки что-то дают, на ступеньку ниже находятся псевдомеценаты, которые одной рукой помогают, когда это видно, а другой обворовывают людей, уже не на камеру. Для них благотворительность – реклама. Идите сюда, обездоленные, я вам помощь принес! На бедных вообще больше всего наживаются, потому что они своих прав не знают. Совсем внизу – откровенные мошенники. Никогда не забуду, как десять лет назад мой товарищ выделил деньги на помощь детскому дому, а до этого учреждения дошла – я не преувеличиваю – одна пачка сухого молока. Разворовали по до- роге.

– А что для вас благотворительность?

– Я от этого больше получаю, чем даю. Больному что? Поел, погрелся, получил шанс на здоровую жизнь. А у меня от благотворительности прилив сил, я отодвинул немного хтонь и разрушение, всю гадость этого мира. Другого-то мира у нас с вами нет. Самый мощный энергетик – благотворительность.

– Кем вы были для Ольги?

– Другом семьи. У меня много друзей. Я вообще дружелюбный человек.

– А что вы можете сказать о ее коллекции жи- вописи?

– Такой больше ни у кого не было, – ответил Федор и улыбнулся, как кот, наевшийся сметаны. У него от рождения был очень хороший мозг, позволявший объемный взгляд на вещи. Поэтому он многое замечал и хорошо говорил. Он был любимый жизнью барин, большой и добрый. У него в интонации появлялись то доброжелательность, то ирония,