наблюдали в последние год-два, имеет к России, прояснился где-то после обращения будущего президента к прослойке среднего класса, появившейся за это время. В тот момент стало понятно, что после 2025 года в России произойдет огромный — первый! — всплеск классического способа повествовательного кино, какой эти люди на самом деле всегда хотели видеть, но впервые увидели только в фильме «Дом» в 2011 году — через 80 лет после того, как это стиль получил первичное воплощение в фильмах типа all-talkie в зарубежном кино.

Даже когда он бьет прямо в истину, Михалков допускает досадные ошибки, затмевающие его посыл и/или дающие его оппонентам возможность перевернуть смыслы — вроде того, как в конце ноября 2011 года в программе «Прожекторперисхилтон» обсуждалась заметка, где он, де, вывел «формулу русского человека», сказав, что русским может считаться только тот, «у кого чего-нибудь нет — но не так, чтобы непременно было, а так, чтобы: нет — и хрен с ним».

28 или 29 ноября президент «Формулы-1» Берни Экклстоун подлил масла в огонь, заявив, что Европа кончилась, и теперь это не более чем просто хорошее место, чтобы съездить туда отдохнуть, и что он хотел бы увидеть гран-при ЮАР или Мексики, а из европейских гран-при оставить от силы четыре на весь сезон.

КЕН РАССЕЛЛ — 29 НОЯБРЯ

К моменту написания книги Расселл не знал, что он уже поставил свой последний фильм на большом экране.

Митинг, на который я бы пошел, был бы митингом против протестующих с одновременной критикой власти за слишком сильные подвижки либеральному движению; я был такой не один, но таких митингов не проводилось. Кроме того, уверен, что так же как протестное движение было подорвано присутствием некоторых личностей и сил, с которыми никто из оппозиционеров не хотел себя ассоциировать, не то что находиться в одной толпе, так и тот, несостоявшийся митинг был бы заполнен разного рода националистскими или псевдо-христианскими движениями, представителями «элиты» и прочей мишурой, которая дискредитировала одним присутствием любую добродетельную предпосылку.

6 ДЕКАБРЯ

Только после 5 декабря, когда на следующий день после выборов, недовольная молодежь вывалила на митинг в центре Москвы с криками «Революция!», стало понятно, в чем был смысл ХХ века: не позволить превратить XXI-й век в новый ХХ-й. Западные СМИ и просто сайты вроде Livejournal сразу же запустили в общественное мнение аналогию в ожидании «арабской весны в России». Но нормальные люди уже все понимали, и отвечали в комментах: «I really hope that Western special services will not success this time in Russia, as normal, usual Russian people do not support these very few protestants that are trying to make a new Arab Spring».

Митинг на Болотной площади в субботу 10 декабря, от которого ожидали переворота (власти позволили собраться в центре Москвы до 30 тысяч человек) рассосался так же, как все остальное будет рассасываться после онтологического слома. Люди еще не вполне понимали, что попали за стену, которая отделила время новое от времени, которое было на протяжении пятидесяти лет, и перестроиться смогли не сразу. Ну ничего. Вот здесь можно было почувствовать какое-то коллективное движение к христианскому единству: и те явно предпочли бы обойтись без силовых мер решения проблемы, и власти тоже предпочли бы, и получилось то, почему и должно было пойти по самому идеальному сценарию: те проявили свое нежелание революционных бунтов с применением силы, а власти не просто возрадовались этому как слабости оппозиции, а увидели тут возможность решения вопросов. От того, как та и другая сторона повела себя после этого, зависел весь дальнейший диалог. Все получилось как нельзя лучше, и можно было писать статью «конец насилия». ОМОН улыбался и был услужлив с пенсионерами, по сообщениям присутствовавших, и не подавал ни малейшего желания применять силу, хотя это и нельзя еще признать за «подставь другую щеку», это первый шаг к тому. Так власти, выдержав идеальную дипломатическую позицию, предложили оппозиции самой подставиться, чтобы та совершила какую-нибудь нелицеприятную ошибку, которая могла бы дорого стоить ее имиджу в глазах абсолютного большинства людей, у которых и так были сомнения в том, хотят ли они оппозиционировать. Но те не совершили, по всей видимости, такой ошибки, и получилось еще лучше: они показали, как нужно вести себя, чтобы не вызывать к себе силовых мер, и это было вектором развития к тому, чтобы социализм рассосался в этой стране в принципе. В конечном итоге, получилось, что люди, пришедшие на митинг, смогли принести результат положительного характера, хотя, возможно, не тот, который они держали в уме. К тому времени претензией было не только не свержение власти, а просто «за честные выборы, против революции». Люди радовались, дарили ОМОНу цветы и шарики, тем явно была дана директива соблюдать предельную, невиданную вежливость, вот именно по причине того, что это было принято за маску, которую как надели, так и снимут, у многих осталось неудовлетворение от того, по какому миролюбивому сценарию все пошло. Понятно, что многие из зачинателей пришли на митинг вовсе не ради этого, весьма неожиданного эффекта, и вместо того чтобы ухватиться за его положительные аспекты, предложили как-нибудь все-таки добиться столкновений с охраной правопорядка — например, на следующем митинге.

11 ДЕКАБРЯ

Самое обидное, что у президента не было ни малейшей возможности привлечь общественное внимание к более положительным аспектам митинга, повернув ситуацию таким образом, что любое усиление экстремизма после 10 декабря было бы встречено дружным «бу-у-у». Интересно, понимали ли те, кто пришел с табличками вроде «Ничего такого. Просто за честные выборы», на один митинг с радикальными оппозиционерами, что президент не сможет не дать один жесткий ответ на всех, потому что любое движение навстречу самому добродетельному посылу на этом митинге будет подразумевать, пусть и формально, признания в высшей степени нежелательные для имиджа страны в глазах мирового сообщества, и, в конечном итоге, ненужные самим же этим людям. Надо полагать, теперь, когда более реальным вариантом развития событий представляется экстремизм, многие из тех, кто не призывал на Болотной к свержению власти, согласились бы вообще замять эту историю с выборами — ну, знаете, в последний раз — и просто подарить ОМОНу цветы. Отсюда вывод: не лезь на митинг с такими внутренними противоречиями как неуверенное христианство. Но вообще я удивлен: там было что-то похоже на humility русского человека или мне померещилось? Сдается мне, только так и можно победить. Тогда же родилась идея, что основная проблема русского западничества в начале