это оказалось непросто. Он полз, изгибаясь всем своим худеньким тельцем, и раз даже подумал, что застрял, но в конце концов пролез и встал по другую сторону ворот. Потом подошел к цепи, свисавшей с двух железных блоков у стены, и потянул за нее. У мальчика, должно быть, трещали все мышцы, но ворота едва поднялись на пару футов, и ему пришлось опустить их обратно. В другой раз он потянул еще сильней, и выяснилось, что цепь поднимается так же, как венецианские жалюзи: если потянуть под углом, можно закрепить цепь на нижнем блоке и удерживать ворота на весу. Томми поднял их на четыре фута, но выше уже не смог. Палатазин прополз под воротами и вместе с мальчиком поспешил мимо фургонов и бульдозера к той двери, которую открывал Бенефилд.

Она была заперта изнутри, но Палатазину хватило трех крепких ударов молотком, чтобы сломать засов. Он толчком открыл дверь. Они очутились перед длинным пролетом каменной лестницы, исчезающей в чернильной глубине. И начали спускаться по ней, прикасаясь к усеянной трещинами сырой и холодной стене, чтобы нащупать дорогу. Крысы визжали в своих норах и сновали под ногами. Лай собак раздавался глубоко внизу. От лестницы расходились другие коридоры, частью перекрытые железными решетками, похожими на те ворота, под которыми пролез Томми. Палатазин опасался, что в этих коридорах могут быть ловушки – капканы с ломающими ноги стальными челюстями; прикрепленные к дверным ручкам пистолеты; пропитанные ядом иглы на полу; каменные плиты, которые могут перевернуться и раздробить лодыжки – и поэтому решил, что лучше следовать той дорогой, которую выбрали собаки.

– Ты представляешь, куда она ведет? – шепотом спросил он у Томми.

– Думаю, в винный погреб в нижнем подвале. У Орлона Кронстина там было около миллиона бутылок.

– Вампиры не стали бы спать на том же уровне, где держат собак, – сказал Палатазин. – Иначе они могли бы проснуться с отгрызенной рукой или ногой. А что в верхнем подвале?

– Просто большие комнаты.

– Вероятно, там и стоят гробы. Впрочем, я не надеюсь, что мы многих застанем спящими.

Возня собак внизу стала громче. Потом послышались приглушенные звуки ударов.

– Назад! – кричал Бенефилд. – Я вам ребра переломаю!

Собаки яростно рычали, раздался еще один удар, а за ним собачий визг.

Лестница закончилась у закрытой двери. Палатазин знал, что за ней находится винный погреб, где их ждут собаки и Бенефилд с деревянным посохом. Вряд ли Бенефилд уже превратился в вампира, раз уж король решил сделать из него смертного слугу. Но что, если у него, кроме посоха, есть еще пистолет или нож? Палатазин налег на дверь, и та приоткрылась со скрипом на пару дюймов. Он увидел череду просторных комнат, уставленных пустыми винными стеллажами. На одной из полок стоял фонарь, его луч освещал бешено рычащих и прыгающих собак. Затем в поле его зрения появился Бенефилд, который одной рукой стучал посохом по полу, удерживая стаю на расстоянии, а другой бросал собакам куски сырого мяса из подвешенной через плечо кожаной сумки. Немецкая овчарка метнулась вперед, норовя выхватить окровавленное мясо прямо у него из руки. Бенефилд крикнул: «НАЗАД!» – и треснул ее по голове своим оружием. Овчарка взвизгнула и отскочила, а остальные уже карабкались вперед через ее спину.

– Был бы у меня порошок, я бы с вами разобрался! – тихо проговорил Бенефилд и ухмыльнулся. – Да-а-а, если бы у меня был порошок, я бы разбросал его прямо в ваши морды и по-настоящему с вами разобрался. Эй, назад! Назад, черт побери!

Он стоял спиной к двери, примерно в пятнадцати футах от нее.

Палатазин собрался с духом и шагнул через дверь в зал, подняв молоток.

Серая дворняга, чья морда уже кровоточила, бросила на вошедшего взгляд и оскалила зубы, неистово лая, так, что чуть не лопались барабанные перепонки. Бенефилд начал поворачивать голову, и Палатазин понял, что не успевает до него дотянуться. Он прыгнул вперед, и у Бенефилда, узнавшего его, округлились глаза. Посох взметнулся в темноте к лицу Палатазина, но тот поднял руку и принял удар на предплечье, чуть ниже запястья. Затем бросился головой вперед на Бенефилда, и они повалились на пол, среди лающих голодных собак. Перекатившись по полу, Палатазин попытался ударить противника молотком в висок, но Бенефилд схватил его за правое запястье и начал сжимать, словно тисками. Он выронил посох, свободная рука поползла вверх и нащупала горло Палатазина.

Вокруг рычали собаки, напрыгивая, хватая за рукава и манжеты, щелкая зубами перед лицом. Некоторые из них принялись драться между собой за остатки мяса, а одна вцепилась в кожаную сумку и попыталась сорвать ее с плеча Бенефилда. Палатазин ударил его в лицо кулаком, который мгновенно онемел; из носа Бенефилда потекла кровь, но тот ухмыльнулся и сдавил руку Палатазина еще сильней. Какая-то собака цапнула Палатазина за рукав. Другая укусила Бенефилда за ухо и оторвала кусок мочки, но этот подонок уже не чувствовал боли, не чувствовал ничего, кроме жажды убийства. Он перекатился по полу и оказался над Палатазином, прижал коленом молоток и начал сжимать горло противника обеими руками. Палатазин пытался вдохнуть, в висках застучало, чьи-то зубы вгрызались в левую лодыжку, а лицо обдавало зловонным дыханием другой собаки. Остальная стая с безумным, кровожадным воем скакала вокруг дерущихся людей.

Томми поднял посох и отпрыгнул от еще одной собаки, с рычанием бросившейся на него. Он ткнул в нее посохом, попав прямо ей в горло, и отогнал прочь. Собаки попятились от знакомого оружия, и вокруг Томми образовалось свободное пространство. Он прицелился и опустил посох на затылок Бенефилда. Тот хрюкнул, но не разжал пальцев.

– ОТПУСТИ ЕГО! – крикнул Томми и ударил снова.

Посох сломался посередине, оставив Томми с трехфутовым обломком, расщепленным на конце.

Бенефилда отбросило в сторону. Его голова с глухим стуком ударилась об пол, и Палатазин убрал его застывшие пальцы с ямок на своем горле. Потом встал, попятился от собак, скачущих и рычащих со всех сторон. Однако Палатазин их больше не интересовал, они с яростью набросились на кожаный мешок Бенефилда, забираясь на его тело и отгоняя друг друга. Одна из собак вырвала сумку и убежала вместе с ней, остальные бросились следом, только некоторые задержались, чтобы проглотить разбросанные по полу куски. Стая скрылась из глаз в дальнем углу зала, среди сотен высоких винных стеллажей. Палатазин посмотрел на Бенефилда, затем перевернул и послушал, бьется ли сердце.

– Он умер? – тяжело дыша, спросил Томми. – Я… убил его?

Палатазин встал и взял с полки фонарь.

– Нет, – хрипло проговорил он.

Колени Палатазина