Подойдя к стене, Ле Грутт расположил Барунко под одной из пик, в высохшей луже того, что натекло из насаженного на нее трупа, и что-то прошептал силачу на ухо. Кивнув, Барунко крепко схватил Ле Грутта и рывком швырнул его вверх.

Ле Грутт пролетел мимо пики, отчаянно пытаясь уцепиться за стену, а затем соскользнул вниз. Пика пронзила его левое бедро, остановив падение, и он начал судорожно корчиться рядом с полуразложившимся трупом.

— Идем, — прошипела Плакса, и они с Симоном поспешили к Барунко.

Силач присел в воинственной позе.

— Я сделал все как надо? — спросил он. — Я слышал крик! Он держится?

— Можно и так сказать, Барунко, — ответил Симон.

Мортари внезапно застонал и медленно сел. Голова его настолько распухла сбоку, что казалось, будто из его щеки и виска пытается пробиться наружу еще одна голова.

— Что это на меня капает? — осведомился Барунко.

— Наверняка Ле Грутт, — сказал Симон. Он выронил нож, и тот воткнулся в его правую ступню, пробив кожу ботинка и все прочее, пока не застрял в подошве. Симон уставился на свое подрагивающее оружие. — Проклятье, до чего же больно!

— Хватит дурачиться, Симон, — прошипела Плакса. — Барунко, это был хороший бросок. Честно. Он просто повис на пике. — Прищурившись, она взглянула вверх. — Похоже, теперь пытается освободиться.

Мортари встал, опираясь на стену.

— Щенки, — сказал он. — Никогда не думал, что она ощенится. Следовало догадаться по тому, как она постоянно крутилась под ногами.

К ним присоединилась Лурма Спилибус.

— Я нашла старые боковые ворота, — сообщила она. — И вскрыла замок. Путь свободен.

— Отлично! — Плакса снова повернулась к Барунко. — Барунко, теперь забрось туда Мортари, чтобы он мог помочь Ле Грутту слезть с той пики.

— Забросить Мортари, — кивнул великан.

Плакса толкнула Мортари в огромные руки Барунко:

— Вот он…

Барунко швырнул его вверх.

Послышался глухой удар, скребущий звук, а затем вскрик.

Отойдя чуть дальше от стены, Плакса взглянула вверх, затем уперла руки в бока и сказала:

— Что ж, хороший бросок. Симон, вытащи нож из ноги, ты следующий.

Посол Офал Д’Нит Флатрок крадучись вышел через задние ворота посольства в переулок. Было темно — именно так, как ему нравилось. Сгорбившись в своем черном плаще из змеиной кожи, он бросил взгляд вдоль переулка. Из кучи мусора на него смотрела тощая кошка, шерсть на спине которой медленно вставала дыбом. Встретившись с взглядом ее горящих глаз, Офал высунул язык и моргнул.

Кошка бросилась наутек, разбрасывая сухие листья и шелуху.

Офал углубился в тень, прижавшись к стене и тихо ступая по грязным булыжникам широкими, лишенными ногтей босыми ногами. К королевскому дворцу имелся один путь, целиком состоявший из переулков и неосвещенных участков улицы, которым Флатрок за десять с небольшим лет — именно столько времени он пребывал в качестве посла в городе Фарроге — много раз пользовался. Он рассчитывал, что никого не встретит, но могло случиться всякое. Впрочем, Офал давно привык к тому, что один лишь его вид внушает страх местным жителям. Репутация, которой пользовался единственный посол Кошмарии, имела свои преимущества.

Его посольство действительно было единственным, исключительно вследствие близости Фаррога к Горному королевству. Как правило, его народ избегал контактов с соседними владениями. Подобная близость часто порождала презрение, и история знала множество примеров, когда гостеприимные королевства в конечном счете приходили в культурный упадок и моральное разложение, что неизбежно заканчивалось потерей самоидентичности.

Любая торговля строго запрещалась. Ни один чужеземец не мог проникнуть в королевство за пределами факторий, расположенных вдоль границ на одной из семи горных дорог. Земли по обе стороны от горных дорог представляли собой лабиринт ущелий, отвесных утесов и расселин, и даже там стояли на страже бдительные часовые, не позволявшие ни одному отважному искателю приключений или шпиону проскользнуть на горные плато, где в прекрасном уединении процветали города Кошмарии.

Как же Офал Д’Нит Флатрок тосковал по дому! И тем не менее он прекрасно понимал, что на нем лежало бремя ответственности, да и к тому же на родине никто его особо не любил.

Вздохнув, Офал пошел дальше, пробираясь в тени переулков и узких улочек, вдоль извилистых вонючих сточных канав, где компанию ему составляли лишь местные крысы, черви-килаптры и трехглазые змейки-дротики. Он старался избегать только змеек-дротиков, которые обычно пытались гнездиться в щелях и складках плоти, каковые могли иметься на теле. Несмотря на все свои эксцентричные черты, Офал был рад, что тучность не относится к их числу. Если хорошенько подумать, он не помнил, когда в последний раз встречал жителя Фаррога, страдающего избыточным весом. По большей части, судя по тому, что он мог видеть из высоких узких окон посольской башни, все кишащие внизу человеческие фигурки в той или иной степени страдали от истощения. Так что оставалось тайной, где же устраивают себе гнезда змейки-дротики.

Вопрос этот не переставал его занимать. Пожалуй, данная проблема заслуживала более тщательного изучения: возможно, хватило бы материала на трактат или, по крайней мере, монографию. Но тут требовалось располагать свободным временем — а на это, учитывая обстоятельства, в ближайшем будущем рассчитывать не стоило.

Новый, воинственный и совершенно безрассудный король Фаррога даже не пытался скрывать своих корыстных стремлений, и сие никак нельзя было оставить без ответа. Посол Кошмарии шел этой ночью в королевский дворец, чтобы вручить ноту об официальном объявлении войны между Кошмарией и Фаррогом.

Так что с исследованием мест гнездования трехглазых змеек-дротиков, увы, придется подождать.

Пробираясь по колено в вонючих отбросах вдоль сточной канавы, Офал увидел слева от себя бегущего по узкой дорожке котенка. Выбросив руку, он схватил чешуйчатыми пальцами маленькое тельце. Котенок пискнул, но писк его тут же оборвался: посол быстро сломал ему шею и, выдвинув из суставов нижнюю челюсть, начал заталкивать изуродованный пушистый трупик в рот.

Позади него на безопасном расстоянии скользил целый ковер из змеек-дротиков, как будто охваченных неким подобием религиозного экстаза.

— Давай! — прошипела Плакса Хват, яростно глядя на Лурму Спилибус, которая хмуро уставилась на нее в ответ.

Все они прижались к стене возле зияющей дыры бокового входа. Булыжники позади Мортари и Ле Грутта были измазаны кровью, а Симонденалиан Никсос стащил тонкий кожаный мокасин и перевернул его, давая крови стечь. Барунко только что врезал кулаком по своей собственной тени, приняв ее за стражника, и сломал костяшки двух пальцев о стену.

— Но мы еще даже не внутри! — возразила Лурма.

— Войти — всегда самое сложное, — ответила Плакса. — Мы это сделали, а теперь некоторым