сельской местности. По тому же закону еврей не имел права приютить свою овдовевшую мать или своих немощных родителей, живших в другой деревне. Кроме того, еврею запрещалось вступать во владение торговым или промышленным предприятием, завещанным ему его отцом, если последний жил в другой деревне. Ему не разрешалось даже управлять домом, завещанным ему родителями, если они проживали в другом селе, хотя и находившемся в пределах черты оседлости.

Пока эта сеть инвалидности разоряла евреев, она давала обильный урожай полиции, от высших до низших чиновников. «Взятие», российский закон о хабеас корпус, защищал преследуемого еврея от каприза и насилия властей при применении ограничительных законов, и российское чиновничество крепко держалось за еврейское бесправие как за свое особое благо. Ненависть к евреям во все времена шла рука об руку с любовью к еврейским деньгам.

2. ЕВРЕЙСКАЯ ИНВАЛИДНОСТЬ ВНЕ ЧЕРТ.

За чертой оседлости сеть инвалидности раскинулась еще шире и обязательно поймала еврея в свои сети.

По всей длине и ширине Российской империи, за пределами пятнадцати правительств Западной России и десяти правительств Царства Польского, была рассеяна горстка «привилегированных» евреев, которым было позволено проживать за чертой оседлости: люди с с академическим образованием, купцы первой гильдии, которые в течение ряда лет платили свои цеховые взносы в черте оседлости, и ремесленники, пока они ограничивались занятием своим ремеслом. Наплыв «нелегалов»

Евреев в эту табуированную область проверяли мерами чрезвычайной строгости. Примером послужила российская столица, «окно в Европу», пробитое Петром Великим.

Город Санкт-Петербург, в котором проживало около 20 000 привилегированных евреев, проживавших там на законных основаниях, стал центром притяжения большого числа «нелегальных» евреев, которые стекались в столицу с намерением, которое правительство считало уголовным преступлением, заниматься в каком-нибудь скромном деле, не платя высоких цеховых взносов, или посвятив себя науке или литературе, не имея диплома о высшем учебном заведении в кармане. Число этих евреев, получивших право на жительство через легальную фикцию, записавшихся ремесленниками или служащими «привилегированных» евреев, было весьма значительно, и полиция затрачивала огромные силы на ожесточенную борьбу с их. Градоначальник св.

В Петербурге Грессер, известный жестокостью своего полицейского режима, сделал своей специальностью охоту на евреев. Современный писатель в обзоре событий 1883 года дает следующую характеристику подвигов столичной полиции: «Поход был начат в самом начале года и продолжался непрерывно до конца его. В начале марта столичная полиция получила приказ самым тщательным образом обыскать еврейские дома и проверить паспорта. В полицейских участках на евреев был установлен специальный учет. Санкт-Петербург должен был быть очищен от одиозного еврейского племени. Используемые приспособления уже не были чем-то новым и были теми же самыми, которые были успешно опробованы в других городах. Евреи регулярно подвергались набегам. Тех, кто обнаруживался с сомнительными претензиями на проживание в столице, часто в сопровождении их семей немедленно отправляли на соответствующие железнодорожные станции в сопровождении полицейских... Время отправления измерялось часами. Срок высылки обычно ограничивался двадцатью четырьмя или сорока восемью часами, как если бы речь шла о приведении в исполнение приговора военного трибунала. И все же большинство жертв высылки составляли люди, прожившие в Петербурге много лет и успевшие обустроить дома и предприятия, которые нельзя было ликвидировать в течение суток или около того... поспешные изгнания из столицы привели к многочисленным обращениям в христианство...

По всему городу ходили забавные истории о евреях, решивших присоединиться к христианской церкви и испросивших разрешения остаться в столице на одну-две недели — время, положенное по закону для предварительного обучения истинам новой веры. — но чье ходатайство было категорически отклонено, потому что полиция полагала, что подобное обучение может быть получено и в пределах черты оседлости.

В самом деле, к фиктивным обращениям такого рода в борьбе с правительственным насилием прибегали очень редко. Как правило, обход «закона» осуществлялся, может быть, менее вредными, но не менее унизительными и даже трагическими фикциями. Многие новоприбывшие евреи привозили с собой по прибытии в Петербург удостоверение ремесленника и записывались в ученики к какому-нибудь «полноценному» еврейскому ремесленнику.

Но горе, если полиция случайно посетит мастерскую и не найдет фиктивного ученика за работой. Он подлежал немедленной высылке, а хозяин лавки подвергался не меньшей опасности.

Некоторые евреи, стремясь получить право на жительство, записывались в качестве слуг на работу к еврейским врачам или юристам. Эти потенциальные слуги часто вызывались в полицейские участки и подвергались перекрестному допросу относительно характера их «службы». Ожидаемые от них ответы были примерно такими: «Я чищу своему барину сапоги, несу за ним его портфель в суд» и т. д.

Несколько выдающихся еврейских писателей много лет жили в Санкт-Петербурге.

В Петербурге на этой «холуйской» основе — среди них талантливый молодой поэт Симон Фруг, певец еврейской скорби, быстро завоевавший себе репутацию как в еврейской, так и в русской литературе.

Евреи, имеющие университетский диплом первой степени, имели право нанимать двух «домашних слуг» из числа своих единоверцев.

Легко понять, насколько шатким было положение этих людей.

В любой день в их паспортах можно было обнаружить красную милицейскую отметку о высылке из столицы в течение суток. Всю Россию взбудоражила в то время нашумевшая история молодой еврейки, приехавшей в Петербург или Москву поступать на курсы женских училищ и для получения права на жительство оказалась вынужденной фиктивно зарегистрироваться в качестве проститутка и достать «желтый билет». Когда полиция обнаружила, что девушка занимается учебой, а не своим служебным «ремеслом», ее выслали из столицы. В 1886 году Англию потрясло изгнание из Москвы известного английского члена парламента, банкира сэра Сэмюэля Монтегю (впоследствии лорд Суэйтлинг). Несмотря на свое влиятельное положение, Монтегю было приказано покинуть российскую столицу «в 24 часа», как странствующему бродяге.

Однако ни одна из этих трагедий не могла произвести никакого действия на главарей и приспешников русской инквизиции. Энергия властей тратилась прежде всего на борьбу с естественной, но, по русскому кодексу, «незаконной» борьбой евреев за свое существование и против священного права человека на свободное передвижение. Беспощадный русский закон, попирая это неприкосновенное право, гонял людей из деревни в город и из города в город.

В очаге воинствующей юдофобии, в Киеве, облавы на «нелегалов»

Еврейские жители были в порядке вещей. Только в 1886 году из города было выселено более двух тысяч еврейских семей.

Не довольствуясь изгнанием евреев из запрещенных им по закону городов, власти ухитрились увеличить число этих городов добавлением новых местностей, входивших в черту оседлости и как таковых открытых для евреев. В 1887 г. крупные южнорусские города Ростов-на-Дону и Таганрог были переведены из черты оседлости в табуированную