с древней культурой. Не поступившие в гимназию отрабатывали установленный курс обучения на дому, под руководством частных репетиторов или частными занятиями, а затем являлись на экзамен на «аттестат зрелости» как «экстерны», преодолевая все трудности этого тернистого пути. Успешно окончив средний курс, они снова оказались прегражденными, как только пожелали поступить в университеты, и «мученикам учености» не оставалось ничего другого, кроме как собрать свой паломнический состав и отправиться за границу. Из года в год из России на Запад шли две процессии эмигрантов: одна шла через Атлантику в поисках хлеба и свободы; другой направлялся в Германию, Австрию, Англию и Францию в поисках высшего образования. Первые были изгнаны из своих домов своеобразным interdictio ignis et aquae; другой — interdictio scientiae.

Закрыв основной массе русского еврейства пути к высшему образованию, правительство пошло теперь еще дальше и ухитрилось раскулачить даже тех евреев, которые уже успели получить высшее образование, несмотря на все трудности. Оно не удовлетворилось запретом на государственную службу и академическую карьеру евреям с высшим образованием, тем самым ограничив еврейских врачей и юристов частной практикой; оно стремилось ограничить даже это узкое поле деятельности, все еще открытое для евреев. Ввиду того, что еврейские юристы не имели возможности применить свои знания на государственной службе и были совершенно исключены из судебной скамьи, они, естественно, обратились к коллегии адвокатов, в результате чего вскоре заняли там видное место, как количественно, так и и качественно. Их успех вызывал раздражение у русских антисемитов, как у тех, кто принципиально ненавидел евреев, так и у тех, кто делал это эгоистично, будучи членами адвокатуры. Эти враги иудаизма обратили внимание правительства на большое количество еврейских адвокатов в петербургской коллегии адвокатов — обстоятельство, объяснявшееся отчасти естественным тяготением к административно-правовому центру страны, отчасти тем, что допуск евреев к адвокатуре встречал меньше препятствий со стороны судебных властей в столице, чем в провинциях, где профессиональная ревность часто стояла на пути евреев.

Реакционному министру юстиции Манассейну удалось убедить царя в необходимости проверить дальнейшее допущение евреев к адвокатуре. Однако из дипломатических соображений посчитали разумным провести это ограничение не под антиеврейским флагом, а как общую меру, направленную против всех представителей «нехристианских убеждений». Таким образом, ограничение было распространено на мусульман и горстку привилегированных караимов, и религиозная нетерпимость новой меры, таким образом, была выделена еще ярче.

Высочайшим указом от ноября 1889 г. постановлено: «До издания особого закона, касающегося сего предмета, допуск публичных и частных поверенных нехристианских вероисповеданий компетентными судебными учреждениями и коллегиями адвокатов будет не проводится, кроме как с разрешения министра юстиции по рекомендации президентов вышеупомянутых учреждений и ассоциаций.

Само собою разумеется, что российский министр юстиции широко пользовался предоставленным ему правом отказывать евреям в приеме в качестве государственных и частных поверенных. С готовностью санкционируя прием мусульман и караимов, министр почти всегда отказывался подтверждать избрание молодых адвокатов-евреев, как бы горячо их ни рекомендовали судебные учреждения и коллегии адвокатов. Таким образом, многие талантливые еврейские юристы, которые могли бы с отличием занять университетскую кафедру или достичь блестящих успехов в юридической профессии, были вытеснены со своего пути и лишены возможности служить своей стране своими собственными усилиями. труды и продолжить карьеру, для которой он подготовил себя в университете.

Вместо этого эти сошедшие с рельсов профессионалы пополнили ряды тех, кто был обижен и лишен наследства из-за несправедливости закона.

4. ДИСКРИМИНАЦИЯ НА ВОЕННОЙ СЛУЖБЕ

Казалось, что правительство намерено заключить односторонний договор с русским еврейством: «Мы лишим вас всех элементарных прав, причитающихся вам как мужчинам и гражданам; мы лишим вас права жительства и свободы передвижения». Мы подвергнем вас физическому и духовному голоду и извергнем вас из общества граждан, а вы ни на дюйм не посмеете уклониться от пути ваших гражданских обязанностей». Яркой иллюстрацией этого уникального обмена услугами стало то, как на евреев налагалась воинская повинность. Русское законодательство давно уже ухитрилось установить возмутительные ограничения для евреев и в этой области. Евреев с физическими недостатками, которые делали христиан непригодными для военной службы, такими как низкий рост и более узкая грудь, тем не менее брали в армию. В случае нехватки рекрутов среди еврейского населения призывались даже только сыновья, единственные кормильцы своих семей или их овдовевших матерей, тогда как та же категория рекрутов среди христиан безоговорочно освобождалась. Кроме того, еврей, служивший в армии, всегда оставался рядовым и никогда не мог достичь офицерского звания.

Как будто правительство намеревалось поиздеваться над солдатами-евреями, последние были лишены права проживания в местностях вне черты оседлости, где они находились, и по истечении срока их службы были отправлены обратно в территории русско-еврейского гетто. Таким образом, даже Николай I был обойден Николаем. Уволенные еврейские солдаты, служившие по старому закону о рекрутировании, пользовались как для себя, так и для своих семей правом проживания по всей Империи. Новый военный устав 1874 г. снял с отставных солдат-евреев эту награду за добросовестно исполняемый долг, а в 1885 г. Сенат вынес решение о лишении избирательных прав этих евреев, проведших годы своей жизни на службе отечеству. Еврей из Бердичева, Вильно или Одессы, отсидевший пять-шесть лет где-нибудь в Петербурге, Москве или Казани, был вынужден покинуть эти запретные города и вернуться домой в тот же день, когда снял солдатскую шинель. униформа.

Тем не менее, несмотря на это любопытное поощрение еврейского патриотизма, правительство имело наглость постоянно обвинять евреев в «уклонении от воинской обязанности». То, что склонность к такому уклонению была в моде среди евреев, не вызывает сомнения. Было бы противно человеческой природе, если бы люди, подвергавшиеся посягательствам сверху и пинкам снизу, право проживания которых ограничивалось одной двадцатой частью территории их отечества, лишенные крова, воздуха и хлеба, и лишенные надежды поставить себя хотя бы посредством военной службы наравне с самым низким русским мужиком, должны были испытывать глубокую потребность принести себя в жертву за отечество и не должны были уклоняться от этой тяжелейшей гражданской обязанности перед большей степени, чем привилегированное русское население, у которого случаи уклонения были отнюдь не редки. Однако в действительности жалобы на нехватку новобранцев-евреев были сильно преувеличены. Последующие статистические исследования выявили, что из-за неравномерного распределения правительство ежегодно требовало от евреев большего количества рекрутов, чем это было оправдано их численным отношением к общему населению черты оседлости. В среднем евреи составляли двенадцать процентов от общего числа новобранцев в черте оседлости, тогда как еврейское население оседлости составляло лишь одиннадцать процентов всего населения. Правительство также отказалось учитывать тот факт, что из-за неточной регистрации в призывных