истории церкви. В этом случае мы отчасти сходимся с церковью римско-католическою, вопреки направлению протестантскому, но имеем преимущество пред римскою церковью в том, что наша церковь вернее соблюла характер древности, первобытных времен христианства, не исказила чистоты её веры, её богослужения и иерархических учреждений — произволом и властолюбием, — догматика её не обременена схоластикой. В каком же отношении поставляет нас православие к трудам церковно-историческим других вероисповеданий? Будем следовать правилу апостольскому — вся искушающе добрая держите. «Искушающей, т. е. обращаясь к первоначальным источникам». Затем Горский имел обыкновение сообщать своим слушателям о характере церковно-исторических трудов римско-католиков и протестантов, их значении в церковно-исторической науке. Православие, как выходит из слов Горского, должно служить руководителем и критерием истины, но оно не должно рождать в историке самомнения и пренебрежения к церковно-историческим трудам не православным. Православие не препятствует историку пользоваться всем лучшим, что произошло от не православных богословов.

Наш ученый глубоко любил и высоко уважал свой предмет — церковную историю. Это побуждало его делиться с своими слушателями представлениями о «важности, пользе церковно-исторических занятий»: от избытка сердца невольно говорили уста. Важность и пользу церковной истории Горский указывал: 1) в ней самой. «История церкви, говорил он, представляет с одной стороны Бога в самом ближайшем отношении к человечеству, с другой — человека в самом высочайшем из его стремлений. Насколько выше в человеке религиозное стремление всякого другого, настолько же превосходит и история его другие». 2) Для каждого верующего. «Так как церковь от её начала доселе доставляет один великий союз, то каждый член этого союза, коль скоро имеет возможность, должен позаботиться с ним ознакомиться. Каждый — наследник духа прежних времен!» 3) Для богослова. «Для того, кто сам избирается в строители (?) тайн Христовых, история служит необходимым руководством как в науках богословских, так и в жизни». 4) Для отечественного пастыря. «В особенности изучение церковной истории полезно для отечественного богослова. Она дает видеть: а) что мы имеем и чего еще не имеем по сравнению с другими церквами, например самостоятельной учености богословской и церковно-исторической; б) как должны действовать на наше время».

Несмотря на сознание высокой важности и разнообразной пользы от изучения церковной истории, Горский однако же хорошо понимал, что достижение цели — серьезное знание этой науки дело весьма трудное. Мысль о трудности изучения предмета побуждает его обращаться с различными замечаниями касательно этого предмета к своим слушателям. Он то разъясняет, в чем заключается эта трудность, отчего зависит, то объявляет, что можно и чего нельзя достигнуть в изучении науки при ревностном занятии ею в академии, то извиняется пред своими слушателями, что он может сделать для них только то, что в силах сделать… Одну из трудностей при изучении церковной истории Горский совершенно справедливо поставлял в том, что церковный историк имеет дело с элементом едва уловимым — с духом человеческим в его истории со всеми его тончайшими стремлениями. «Ей (церковной истории, как науке) нужно иметь, восклицал Горский, око серафимово, чтобы так свободно читать в глубине сердец человеческих, так бестрепетно взирать на славу Божию. Если вообще наблюдение явлений, совершающихся в глубине духа человеческого, сопряжено с великим трудом, подвергается опасности многих ошибок и заблуждений; то чего стоит столь глубокое раскрытие всех сил духа человеческого по обоим его направлениям к небу и аду, какое принадлежит перу церковной истории?» Понимая, какою широтою, необъятностью отличается наука церковно-историческая, каких трудов, сколько времени нужно на основательное ознакомление с нею, Горский не думал требовать от своих слушателей невозможного. Что существенно необходимо для изучающего церковную историю в Академии приобрести путем школы, это он указывает в следующих словах, с которыми нельзя не согласиться. «Опытный наставник может пожелать от занимающихся наукой церковно-исторической в Академии не знания её во всех подробностях, что невозможно, но чтобы: 1) учащийся знал сущность науки, 2) источники, из которых должно почерпать сведения, 3) метод правильный. Ex omnibus aliquid, et in toto nihil — не хорошо, non multa, sed multum. Верхом желания для наставника — если он успеет возбудить в своих учениках любовь к науке и желание самому основательно изучать ее». Это слова по истине опытного наставника, каким и был Горский. Какою задушевностью, сердечною теплотой, дружественностью отзываются слова, с какими наш ученый обращается к своим слушателям, прося извинить его, если бы они потребовали от него больше, чем сколько он в силах дать им. Перечислив различные виды затруднений, с какими должен бороться профессор церковной истории, Горский заключает свою речь словами: «моя цель иметь извинение пред вами в том случае, когда мои усилия соответствовать всем требованиям не окажутся удовлетворительными для ваших желаний; из сего, по крайней мере, вы можете видеть, что я понимал важность своей обязанности, а последующий опыт покажет, достаточно ли я имел усердия соответствовать оному». Быть может, эти слова говорил Горский, когда еще только что начинал свою профессорскую карьеру, только что начинал изучать свою науку, но это не мешает им быть справедливыми и безотносительно.

Эти замечания о Горском в их совокупности, будучи взяты из вступительных его лекций, знакомят нас с историком с очень привлекательной стороны его. Горский твердо помнил непреложные законы истории, высокорелигиозно смотрел на свой предмет, любил свой предмет и желал, чтобы полюбили его другие…

Познакомившись с pia desideria Горского, как профессора церковной истории, которые мы извлекли из его вступительных лекций, постараемся теперь дать понятие о самой исторической системе Горского, её научных свойствах. Что скажут об этом самые его лекции по науке и конспекты? Мы не одобряем тех характеристик касательно каких либо ученых, какие можно встречать в литературе и какие ограничиваются бездоказательными возгласами о глубокой «учености», высоте «талантов» замечательном «влиянии» данного ученого деятеля. Все подобные характеристики часто отзываются фразой и не действуют убедительно на читателя. Мы поступим иначе. Будем приводить характеристические отрывки из системы и конспектов Горского и, основываясь на них, указывать, какими достоинствами отличался наш историк.

Горский поставлял своей задачей не просто излагать научные сведения о предмете, но и старался опровергать неверные, лживые суждения касательно того или другого церковно-исторического явления или лица. Он хотел быть апологетом истины христианской и дорогих для него христианских верований и воззрений, освященных преданием. Лишь только появился первый том церковной истории известного Баура, в котором этот писатель желает подорвать уверенность в Богоучрежденность христианства, как Горский в своих чтениях с силою, одушевлением и ученостью, становится на защиту христианства и его первоначальной истории[664]. Далее. Между церковно-историческими личностями, едва ли можно указать другое лицо, на которое