Шрифт:
Закладка:
— Глен, — сказала она. — Ты ведь на самом деле не видел папу, правда?
— Видел! — настаивал он.
Она положила вилку и повернулась к нему лицом. Это была её вина. Снова это была её вина. Она должна была рассказать ему все в прошлый раз; она вообще не должна была пытаться оградить его от этого. её сердце бешено колотилось, и по какой-то причине, глядя на Глена, неловко ерзающего на стуле, она почувствовала страх.
— Глен, — медленно и прямо сказала она. Он поднял на нее глаза. — Ты не видел папу.
— Видел!
— Ты не мог его видеть. Я убила его.
Он тупо уставился на нее.
— Папа нам солгал. Он так и не завязал. Он все ещё был в банде. И он снова собирался морочить нам голову.
Глен оторопел. Он безучастно смотрел на нее, как будто не слышал, что она сказала.
Она обошла стол и положила руку на плечо сына.
— Я убила его, а потом сдала полиции. Я не сказала тебе, потому что… ну, потому что хотела, чтобы ты рос с мыслью, что у тебя хороший папа. Я не хотела, чтобы ты был похож на других детей, чьи отцы были убиты. И я хотела быть уверенной, что ты не вступишь в банду, — она обняла его за плечи и заглянула в лицо. — Вот почему ты должен держаться подальше от торгового центра. Ты меня понимаешь? Я не знаю, кто с тобой разговаривает, но он не твой отец, и я не хочу, чтобы ты приближался к нему. Скорее всего, он просто педофил, но… но торговый центр — плохое место, Глен. Плохое место. Опасное место. Ты меня понимаешь?
Он молча посмотрел на нее. Она ожидала, что он заплачет, когда она расскажет ему об этом, но его глаза даже не стали влажными. Она ожидала отрицание, но его не последовало.
— Я убила папу. Он никогда не вернется.
— Я больше не голоден. Я иду спать.
Глен отодвинул свой стул от стола и выбежал из кухни в коридор. Она услышала, как хлопнула его дверь.
Мэрилин вернулась на свою сторону стола и тяжело опустилась на стул. Наконец-то она ему все рассказала. И наконец, он отреагировал нормально. Она чувствовала себя усталой, опустошенной, как будто весь день занималась спортом. Это займет некоторое время, но Глен привыкнет к этой мысли и поймет, что в конечном счете она поступила правильно.
А может и нет. Может быть, в конце концов он будет ненавидеть её всю свою жизнь.
В любом случае, у нее было такое чувство, что он, по крайней мере, больше не увидит своего отца в торговом центре.
* * *
Глен уставился в потолок своей комнаты. Мертв. Убит. Это было именно то, что папа сказал ему, что она скажет.
— Она хочет, чтобы ты думал, что я мертв, Глен, — сказал он. — Но это не так. Она всегда была ревнивой сукой, и именно поэтому она так много лжет обо мне. Она знает, что я люблю тебя больше, чем она сама. Знает, что я могу дать тебе лучшую жизнь и более счастливый дом, но не хочет этого. Она не любит тебя, но терпит только для того, чтобы отомстить мне. Однако я люблю тебя. Я люблю тебя.
Глен думал об этих словах, и даже в его памяти они звучали хорошо: я люблю тебя.
Он пытался сосредоточиться на этих словах, пытался повторять их самому себе снова и снова, но другие слова продолжали вторгаться в его сознание.
Сука.
Шлюха.
Заслуживает смерти.
Он лежал, думая, не засыпая.
Позже, после того как мама выключила телевизор, после того как он услышал, как она легла в постель и выключила свет, он спустился на кухню, где его мама хранила ножи.
* * *
Глен стоял на потрескавшемся цементе у входа в торговый центр и всматривался сквозь стеклянную дверь.
— Я прикончил её, — сказал он, и папа улыбнулся, и свет в торговом центре стал ярче. Там, где раньше был полумрак, Глен теперь мог видеть магазины, чудесные магазины, заполненные товарами. Музыкальный магазин со стеллажами с компакт-дисками, стенами, покрытыми плакатами, крутыми мелодиями, ревущими из скрытых динамиков. Продовольственный магазин, полный конфет и кока-колы. Магазин игрушек, наполненный всеми мыслимыми играми, фигурками и моделями. Папина улыбка стала ещё шире. Он протянул руки к Глену, и грязная стеклянная дверь, разделявшая их, медленно открылась. Глен почувствовал прохладный воздух, запах специй и еды.
— Тогда пойдем со мной.
Глен вошёл в торговый центр. Он улыбнулся отцу, но улыбка эта была не совсем искренней. Тот гулкий звук в папином голосе вернулся, и так близко он звучал немного… пугающе.
— У нас здесь есть друзья, — сказал папа. — Много друзей.
В глубине торгового центра, почти не заметные в ярком свете, Глен видел темные фигуры, входившие и выходившие из магазинов с пакетами, делая покупки. Он прищурился, вглядываясь внимательнее, и ему показалось, что он узнал некоторые фигуры. Отец Карлоса Мондрагона. Брат Лероя Вашингтона. Джон Джефферсон и Дэвид Эрнандес.
Мертвые члены банды.
Глен оглянулся через плечо. Дверь в торговый центр все ещё была открыта, и через входную дверь он увидел свою маму, бегущую к нему через парковку. Испугавшись, он снова посмотрел вперёд.
Папины глаза вспыхнули.
— Ты солгал мне.
— Я не смог, папа! Я не смог! — он сделал шаг назад.
А потом папа снова улыбнулся.
— Все в порядке, Глен. Все нормально, — его улыбка стала ещё шире. — Но даже если ты не убил её, ты все равно не хочешь жить с ней, не так ли? В этой маленькой крошечной квартирке? — он сделал широкий жест рукой. — Разве ты не хочешь жить здесь, со мной?
Губы Глена внезапно пересохли. Внутри он почувствовал тот же холод, что и вчера, когда папа сказал ему, что он должен сделать. Позади себя он услышал мамин голос, выкрикивающий его имя. её голос был злым, испуганным, надтреснутым, плачущим, но для него он звучал совершенно чудесно.
Он сделал шаг назад.
Папа выглядел грустным.
— Глен? — он присел на корточки, сунул руку в карман и вытащил шоколадный батончик. — Я люблю тебя, сынок.
Глен обернулся. Дверь в торговый центр закрылась как раз в тот момент, когда она подошла к ней, оборвав её крики. Он посмотрел на своего папу, — улыбающегося, чистого, одетого в новый костюм, склонившегося на одно колено
