№ 6

Н. Н. Берберова — М. В. Вишняку

13 ноября 1965

Princeton University, Princeton, New Jersey

Slavic Languages and Literatures

Дорогой Марк Веньяминович,

Два месяца тому назад Вы учинили мне допрос (не как «жандарм», а как судебный следователь), и я с готовностью отвечала Вам на Ваши вопросы. Теперь Вы говорите, что забыли один из моих ответов (что доказывает мне, что у Вас нет «дела Берберовой»). Я вчера тоже забыла, в чем было дело четверть века тому назад — но смутно помнила, что было какое-то «дело». Сегодня, выспавшись, поискала в письмах Бунина ко мне и нашла документы, кот[орые] Вам будут интересны.

Сразу после войны мадам Прегель (кажется, она приходится сестрой тому Прегелю[902], которого допрашивала несколько раз Комиссия анти-американск[их][903] действий и который был другом Зензинова) приехала в Париж и объявила, что Бунин ей сказал, что я звала его в 1940 году приехать в Париж и издаваться у немцев. Я была в переписке с Буниным, кот[орый] жил в Грассе, и сейчас же запросила его об этом. Он ответил мне письмом от 2 февраля 1945 г., которое начинается: «Нина Николаевна, за все те годы, что я сижу здесь, с начала июня 1940 года, я никогда и никому не сказал о Вас ни единого плохого слова…» В этом письме он пишет, что обижен на меня и не может понять, как я могла заподозрить его в такой низости? Я, видимо (копии нет), объяснила ему, почему я заподозрила его, и он ответил более «мирным» письмом от 17 февраля 1945 г., кот[орое] начинается тоже холодно, но все-таки кончается мягче: «Все-таки не понимаю, Нина Николаевна, даже и теперь, получивши Ваше письмо от 7 февраля, не понимаю, как Вы могли подумать, что я мог…» и т. д. Не посылаю Вам фотокопий потому, что не вижу в Вас «жандарма», а только следователя.

* * *

Теперь о другом. При встрече я попрошу Вас — как награду за вышецитированные интересные для Вас документы, — объяснить мне следующий «юридический» казус:

Икс пишет письма Игреку после 2, или 4, или 6 мес[яцев] немецкой оккупации из Парижа на юг: приезжайте, здесь, вероятно, можно будет печататься. Икс знает, что Игреку живется скверно — и материально и морально — на юге. У Икса есть дом в деревне, и он может приютить Игрека и о нем заботиться (впоследствии — судя по письмам — Игрек намеревался приехать и жить у Икса в 1947–48 гг.). Затем Икс замолчал об этом. Сам пять или шесть лет не печатался нигде, и, конечно, увидел, что печататься и негде. Прошло 25 лет, и эту ошибку Икса, кот[орая] могла быть сделана по причине наивности, глупости, оптимизма, а также отвращения к тому, что произошло, продолжают судить, как криминал. Вся Франция — левая, как и правая, во время немецкой оккупации печаталась, издавалась, получала лит[ературные] премии и т. д. Триоле получила Гонкуровскую премию[904], Сартра пьесы ставились непрерывно в театрах[905]… В чем здесь дело? Не объясните ли мне корень этой проблемы? Буду искренне признательна.

Надеюсь, Вы не поймете вышесказанное, как мое признание зазывания Бунина в оккупированный Париж? Я — не Икс и он не Игрек. Вопрос мой совершенно абстрактен, но я горю узнать Ваш ответ на него. А также: как Вы относитесь к Триоле, Сартру, Жиду[906] и другим? Как Вы относились бы ко мне, если бы мне дали в 1942 году Гонкуровскую премию[907]? Как, если бы моя пьеса шла в Париже в 1943 году? И как, если бы меня взяли в плен в июне 1940 года немцы, а затем, через полгода, выпустили бы с почетом и привезли в Париж (как Сартра)?

_____________

Я забыла Вас спросить вчера, знаете ли Вы, что в «Новом мире» кн. 7 напечатаны воспоминания некого Бережкова[908], сов[етского] дипломата, о его работе в сов[етском] посольстве в Берлине в 1940–41 гг.? Чрезвычайно интересно, как они посылали немцам вооружение для войны с Францией и Англией! Прочтите, если не читали.

Я буду Вам звонить, как обещала. Пока до свиданья и привет.

Н. Берберова