врач. Но свинец прошел под углом, нанеся лишь проникающее ранение, так что оставалась надежда на выздоровление. Видимо, пороховой заряд был все же не слишком силен, в результате чего свинец, попавший в Джереми, частично застрял в кожаном воротнике его куртки.

И теперь патина от этой картечи оставалась внутри плоти Джереми (по крайней мере, так считали мы сами, поскольку мне удалось поговорить об этом с одним человеком, сведущим в медицине). Потому нашей главной задачей было вычистить эту дрянь, хотя на самом деле надо было, наверное, оставить все как есть, и рана зарубцевалась бы сама.

Я долго уговаривал Джереми, чтобы он побыстрее выздоравливал, иначе сержант мог бы восторжествовать над ним. Нельзя было Стиклзу мириться с таким позором и унижением. Дело кончилось тем, что я собственноручно так отходил этого сержанта за своего друга, что Джереми, узнав про это, почти готов был простить Блоксхэма, и стал сам стараться помогать нам и не перечил ни в чем. После этого случая и лихорадка и воспаление очень быстро пошли на убыль.

Итак, не зная, что случится в дальнейшем и как скоро за Лорной могут приехать из Лондона, чтобы отдать ее в руки адвокатов (сама она призналась, что это было равносильно возвращению в лапы разбойников), я, как уже говорил, решил сам поехать в Уотчет. Воспользовавшись тем, что к нам прибыли погостить солдаты с одного из постов Джереми, я мог оставить ферму, не опасаясь налета Дунов. Итак, я отправился в путь, предварительно плотно позавтракав и без всяких дурных предчувствий и опасений.

Меж тем по округе поползли слухи, что меня побаиваются уже и сами Дуны. Во-первых, они видели, как я расправился с их пушкой у ворот, а во-вторых, они были поражены тем, что в такую огромную мишень, как я, тем не менее, не попала ни одна пуля. В результате сложилось мнение, что я заколдован против пуль и картечи. Однако я знал, что сам Карвер Дун не слишком верит таким россказням, и вот именно с ним мне хотелось встретиться более всего. Хотя я немного сам его побаивался, но морально уже был почти готов к поединку.

В пути я продолжал размышлять над историей Лорны. Сколько теперь прояснилось из того, что до этой поры казалось таинственным и непонятным! Например, согласие, вернее, безразличие сэра Энзора на брак его внучки с простолюдином. Нам с Лорной было странно воспринимать все это, ведь сэр Энзор гордился своим благородным происхождением и вряд ли допустил бы эту свадьбу. Теперь же, когда стало ясно, что Лорна не только не происходила из рода Дунов, а наоборот, была дочерью их врага, равнодушие сэра Энзора легко объяснялось. Если это вовсе не его внучка, то его как раз должно было обрадовать ее унижение. А то, что истинный отец Лорны враждовал с Дунами, я понял из рассказа Джереми, когда он говорил о том, как кричала миледи, завидев главаря разбойничьей банды. Становилось понятным и то, что Дунам было выгодно похитить девочку, а когда она подрастет, тщательно скрывать от нее ее настоящую фамилию. Лорна стала для разбойников как бы козырным тузом, и если бы один из них женился на ней прежде, чем она научилась отличать добро от зла, они завладели бы таким состоянием, благодаря которому можно было бы получить королевское помилование для всего рода Дунов. Но я узнал Лорну лучше, чем все они вместе взятые, а она — меня, и если моя возлюбленная иногда что-то недоговаривала, то делала это только из-за врожденной скромности и застенчивости. Уже позже она рассказывала, что ее руки и сердца добивались чуть ли не все молодые люди в долине, и если бы их было не так уж много, кто знает, может быть, молоденькая наивная девушка и поверила бы кому-нибудь из этих негодяев…

Но шли годы, Лорна расцвела, и стало понятно, что второй такой красавицы не сыщешь на всем белом свете. Тогда Карвер решил, что не потерпит больше никаких кавалеров рядом с их наследницей, и с тех пор к девушке никто более не осмеливался подходить. И это тоже объясняло одну вещь, которую я считал противной человеческой натуре, но раньше побаивался расспрашивать об этом саму Лорну. Мне казалось странным, что ни один из своры негодяев так и не тронул эту девушку, хотя насилие среди Дунов считалось обычным делом.

Теперь же все открылось. Если бы какое-нибудь грубое действие было соверше-но против Лорны, Дуны лишились бы права требовать возвращения им земель и поместий, принадлежащих по закону девушке. И поэтому старики внимательно следили, чтобы молодые люди не обижали Лорну.

Я не буду больше останавливаться на разных мелочах, которые приходили мне в голову во время пути. Конечно, не все еще оставалось понятным, и мои раздумья были весьма туманны, как свет в закопченной масляной лампе. Но вот, наконец, мои рассуждения были прерваны — я увидел заветный домик, к которому добирался столь долго.

Я постучался в дверь, облепленную мокрым песком, который нанес сюда ветер с моря, но очень долго мне никто не открывал. Не желая казаться грубым и нетерпеливым, я принялся ждать, одновременно любуясь пенистыми волнами отлива и вдыхая свежий морской воздух. Однако очень скоро это занятие мне наскучило, и я снова постучался, уже более решительно. На этот раз внутри раздался женский голос:

— Кто там?

— Тот самый мальчик, с которым вы встречались у водокачки, — ответил я. — Около гостиницы в Дулвертоне. Мальчик, который живет в приходе Оар. Вы тогда еще обещали разыскать меня.

— Да-да, я помню. Чудный мальчик с белоснежной кожей. Много лет мне хотелось еще раз увидеться с тобой!

Я услышал, что женщина отпирает замки, но только дверь распахнулась, как хозяйка в страхе попятилась, не ожидая увидеть перед собой великана вместо мальчика.

— Не может быть! Зачем вы издевались надо мной? Кто вы?

— Я не только именно тот мальчуган, который накачивал для вас воду, пока у бокала не образовалось облачко. Я пришел еще и затем, чтобы рассказать вам кое-что о вашей девочке.

— Ну что ж, входи, маленький огромный мальчик, — улыбнулась хозяйка, и глаза ее заблестели. Я прошел в комнату. Конечно, итальянка сильно изменилась за эти годы. Грация и стройная фигура исчезли (хотя в том нежном возрасте я не слишком обращал внимание