Не успела начаться запись, как в клуб на огонек пожаловал милицейский патруль. Учуяв всепроникающий запах травы, стражи порядка забрали в отделение половину немногочисленного фан-клуба, члены которого под строжайшим секретом были «допущены в храм». На сцене, как ни в чем не бывало, продолжалась запись.

...Секстет музыкантов кучкуется вокруг похожего на лунатика Олди, который выполняет функции ритм-гитариста и основного вокалиста. Одолженные у друзей инструменты не отстроены, фонят бракованные микрофоны, владелец ревербератора кричит из зала, что все пишется неправильно. Абрамов, выставив условный баланс звука, засыпает прямо за пультом. Когда при исполнении «Так скажи нам Jah» музыканты начинают пританцовывать в такт зажигательным ямайским ритмам, он просыпается и начинает злобно материться. Оказывается, эхо от топота ног попадает в вокальные микрофоны.

Флейта и похожий на детскую пищалку саксофон балансируют в диапазоне между атональными мелодиями и — почему-то — восточным поп-фолком. Это совсем не близко реггей-эстетике, но еще дальше от нее — спотыкающийся бас Стэна и блюзовые партии Щедрина. Эй, где вы, растаманы?

В какой-то степени ситуацию спасают барабанщик Саша Верешко и клавишник Андрей Коломыйцев, но под утро от нечеловеческой усталости начинают допускать промахи и они. Олди орет на лажающего Стэна, и последний не остается в долгу. Прямо посреди песни он бросает бас-гитару на комбик и растворяется в ночи. «Скотина!» — несется ему вслед.

После исчезновения Стэна на сцене происходит перегруппировка сил. Щедрин меняет гитару на бас. Коломыйцев играет на клавишах партию баса в «Не верь мне» и «Новой сказке».

...«Не верь мне» — самая свежая и, пожалуй, самая эффектная композиция «Комитета». В этом сыгранном на грани агонии демоническом монологе можно услышать как мамоновские интонации, так и вывернутый наизнанку ответ на похотливое кинчевское «Ко мне»: «Не верь мне, беги от меня / ...Беги от меня, пока ты нравишься мне / Беги от меня, пока ты одета / Не верь мне, не привыкай ко мне...»

Позднее этот западающий в душу реггей станет классикой «Комитета». В 1990-х годах группа любила объединять «Не верь мне» с композицией «Их Бин Зольдат Jah», доводя общее время звучания до десяти-пятнадцати минут. В период, когда «Комитет» активно разъезжал по стране с концертами, композиция «Не верь мне» открывала эротический блок («Резиновый танк», «Герландия», «Девочка, давай»), на который крайне бурно реагировали несовершеннолетние поклонницы — с бусами, фенечками, ксивничками и недоеденными яблоками в карманах...

Однако вернемся в ДК железнодорожников. К моменту записи последней песни (посвящение Бобу Марли — «Плачет небо») Олди настолько сильно устает, что внезапно перестает нервничать. Это идет на пользу делу — who feels it knows it. И хотя в одном месте сбивается Верешко, финал получается убедительным.

«Великому учителю-растафари... Навсегда любимому нами, — шепчет в микрофон Олди. — Мы — советские растаманы... Дети твоего солнца... Дети твоего тепла».

Половина седьмого утра. Коломыйцев забирает 60-минутный пленочный оригинал, чтобы вытянуть дерьмовый звук на эквалайзере. «Как назовем альбом?» — спрашивает Верешко у Олди. «Зубы», — отвечает тот, держась рукой за больные зубы. «Хорошо хоть, что не геморрой», — шутит кто-то из фан-клуба. В спешке собирается аппаратура. Рядовой Утемма с ревербератором и компрессором под мышкой бегом направляется в сторону воинской части, успевая перепрыгнуть через зеленый забор за пять минут до начала утренней переклички.

Ах, Карибские острова...

Аукцыон. Как я стал предателем (1988)

сторона A

Мальчик как мальчик

Охотник

Полька

Осколки

Вечер мой

сторона B

Лиза

Бомбы

Нэпман

Лейтенант

Так я стал предателем

Охотник (инстр.)

Существует легенда о том, как поэт Велимир Хлебников зашел однажды в гости, сел там тихонько в углу, все про него и забыли. Гости вскоре разошлись, а хозяева уехали отдыхать. Через месяц вернулись — Хлебников сидит в своем углу и улыбается. Так вот, если группе «Аукцыон» и присуща скромность, то именно такого рода. «Аукцыон» — это отчаянный, слегка жеманный футуризм, вечный богемный шарм и дух питерских сквотов. Их удивительные тексты — городской фольклор, сюрреализм и сочное слово того же Хлебникова. Если попытаться определить живописный аналог музыки «Аукцыона», то его, думается, следует искать в авангарде начала века, в картинах Шагала и Филонова.

...В 1985–1986 годах «Аукцыон» занял пустующее место развалившихся «Странных игр», но только в более зрелищной, более гротескной и эклектичной форме. Каждый их концерт являл собой театральное зрелище, каждая песня — маленький спектакль. «Аукцыон» уже тогда был самой отвязной и самой безалаберной командой страны. На их концертах постоянно происходили какие-то экзотические чудеса. В кромешной тьме девушка с огоньками в руках исполняла восточный танец. Затем включался стробоскоп, освещавший фрагменты задника с минаретами, иероглифами и полумесяцами. Долговязый шоумен и бывший диск-жокей Гаркуша неторопливо начинал разматывать рулоны с туалетной бумагой. Рядом резвилась живая змея. Разодетый в черный фрак вокалист Сергей Рогожин безупречно поставленным голосом пел: «Нефть ушла от нас...» Этакая «Поп-механика» для любителей ска, реггей, фанка, джаза и академического вокала.

Серьезные люди «Аукцыон» первоначально не воспринимали: бросали что-нибудь презрительное типа «шуты гороховые» или, в лучшем случае, «молодые женихи». Избалованные высокими достижениями московской рок-лаборатории столичные эксперты окрестили шоу «Аукцыона» «концептуальным попсом» и в группу тогда откровенно не врубались. Хотя вся ранняя аукцыоновская стеб-идеология, казалось, лежала на поверхности: «деньги — это бумага», «я иду к своей волчице». Уместно также вспомнить написанную массивным бородатым клавишником Дмитрием Озерским оду женщине, которая «смотрит с мольбой на шестой этаж».

Правда, порой крикливый перфоманс и «эстетизированное сумасшествие», привнесенное в группу художником и имиджмейкером Кириллом Миллером, могли запросто заслонить истинную суть «Аукцыона». И тогда блестящий тандем музыкального гения Лени Федорова и автора большинства текстов Озерского оказывался в тени. Как справедливо писал об «Аукцыоне» ленинградский журнал «РИО», «строчки на сцене теряли всякий словесный смысл, становясь еще двумя-тремя штрихами в балагане поз и звуков».

...Имея в арсенале такие популярные программы, как «Вернись в Сорренто» и «В Багдаде все спокойно», «Аукцыон» к 1988 году выпустил на пленке только грязно записанный концертник «Рио де Шушары». Так и существовал у самой зрелищной ленинградской группы единственный плохенький альбомчик — выступление в совхозном клубе села Шушары, предварявшийся клоунским конферансом Рогожина: «Гитарист-оптимист — Дмитрий Матковский... Саксофонист и человек в очках — Николай Рубанов». И так далее.

Репетировал «Аукцыон» в то время в «Авангарде». Вневедомственная гостиница от завода «Авангард» на проспекте Металлистов — место изумительное. Во время визита в Ленинград небезызвестный Удо Линденберг даже отменил плановую поездку в Петродворец и специально