И как всегда, только я подумаю что мне здесь нравится, этот мир подкинет мне что-нибудь этакое. Такое, от чего за голову схватиться хочется.

Открывается дверь, на крыльцо выходит Грибочкина, закуривает и улыбаясь спрашивает как у меня дела.

— Не ожидал я, что всё так будет. Только приехал и на тебе двух девушек и кучу воздыхательниц. На тебе семью, живи но знай, что завтра будет ещё хуже.

— Что хуже, дурачок? — выдыхая дым улыбается Маша. — Опять напридумывал себе проблем или из рамок не можешь выбраться?

— Не знаю. Кажется всё вместе. Можно я один побуду?

— Нельзя. Вставай и иди в дом. Тебя уже ждут. Воспитательную беседу я уже провела, твои женщины возникать не будут.

— Спасибо. А…

— Зачем я это делаю? Ну не знаю, Игорёк, не знаю. Нравитесь вы мне. Завидую я вам. Смотрю на вас и аж зубами заскрипеть хочется. А я одна, всегда была одной и одной останусь.

— Почему?

— Потому, — глубоко затягиваясь усмехается Маша. — Мне пятый десяток, я объездила всю страну, зарубежье, Африку. Никого. Не происходит запечатление и всё.

— А если просто, по человечески? По любви?

— Бесплодная я, — опускает голову Грибочкина. — Совсем… А это означает, что в этом мире никому я не нужна. И нет, ни врачи, ни магия, ни технология не помогут, всё перепробовала. Вот и остаётся… Прости, тебе не понять. В дом иди.

Тут вообще нормальные люди есть? Те кто не видел ужасов войны, не страдает от какой загадочной хренотени или…

— Маш?

— Что? — поворачивается ко мне Маша.

Внимательно смотрит на меня и тут… Глядя на неё понимаю что появляется проклятая боль в голове. Другая, более острая.

Когда всё это закончится? Сколько их таких? Когда…

— Маш, мне больно.

— Мне тоже, — выдыхает Грибочкина.

— Нет, ты не понимаешь. Маш, мне…

— А мне! Все вокруг запечатлёнными ходят! А я? Чем я хуже? Я тоже любить хочу. Я семью хочу.

— Маш… — чувствуя что сейчас свалюсь киваю. — Маш, я…

— Ох, не надо. У тебя есть всё. Всё о чём другие могут мечтать. А ты ведёшь себя как идиот. Вы все запечатлились! Вам повезло, любите друг-друга и не выделывайтесь. А ты… Да ну тебя.

Грибочкина вскакивает и уходит в дом. Сползаю с крыльца, стягиваю футболку, сворачиваю и зажимаю зубами. Боль такая что в глазах темнеет и вышибает всю любовь к женщинам.

— А-а-а-а-а! — не выдерживая кричу в футболку.

Тело ведёт себя странно, меня изгибает. Ноги и руки сводит от судорог. Челюсть клинит. Не то мыча, не то крича корчусь на траве и почему-то не хочу чтобы меня в таком состоянии кто-то видел.

Сколько это продолжается сказать не могу. Отступает всё это так же резко, как и начинается, но не проходит полностью. Боль остаётся и пульсирует в голове…

— Как же вы все меня задолбали, — поднимаясь и садясь на крыльцо выдыхаю. — Как же вы все…

Что со мной? Что со мной происходит? Я чувствую запечатление? Да… Сначала запах… Приятный аромат. Вроде как… Мороженое с карамелью. Похоже. Потом боль. Теперь невыносимая, сводящая с ума, заставляющая кричать. А потом мне говорят что запечатление произошло.

— Ах ты блядь… Уникум, мать твою. И чо делать?

А хрен его знает.