меня. Из-за этого рисунки с моим участием оставались лишь набросками, а хозяин все чаще заводил разговор о том, чтобы снять мой ошейник.

После обеда моим временем владела Дария, почти сходу заставившая учить странные символы, руны и письмена. Иногда казалось, что эта женщина решила запихнуть в мою голову все свои знания, но даже так поток информации не заканчивался, и, без возможности отказать, я запоминал все, что она просила. Ее лаборатория занимала половину этажа и еще часть подвала, где хранился живой материал. С первых месяцев я получил в руки скальпель и учился добывать для хозяйки определенные части тела, попутно изучая анатомию на чужих примерах. Со временем я мог делать это профессионально, чуть ли не с закрытыми глазами, и тогда задания усложнились: Дария начала показывать мне демонов, которых собственноручно доставала из-за завесы. Странные, зачастую аморфные твари содержались в отдельных клетках со множеством ограничений магии. Их, черных склизких и безумно уродливых, хозяйка обожала чуть ли не больше, чем людей, ее окружавших. Зачастую, она днями напролет возилась с ними, заставляя отращивать новые конечности и части тел, вынуждая принимать новые странные и неприятные формы. Иногда, смотря на эти издевательства, я ощущал какое-то смутное узнавание и близость к этим тварям, ибо мое тело и сознание хозяева также меняли и выкручивали в угоду своим представлениям.

Ближе к шестнадцатилетию общение с Марком стало еще более напряженным. Я видел, что он недоволен мной, что даже после хорошей еды и физической нагрузки я не выглядел на его картинах так, как он того желал, но я не мог ничем помочь своему хозяину. Мужчина, закуривая какие-то мятные травы из тонкой длинной трубки темного дерева, часами мог делать легкие наброски и, едва взглянув в мое лицо, тут же сминать и уничтожать их, в ярости выкидывая скомканные листы на пол. Уже долгое время он не мог получить полноценной картины, и его недовольство всё заметнее выражалось в грубости ко мне.

В один из таких дней хозяин в очередной раз закурил и принялся за работу, но, провозившись над листом битый час, вновь разозлился, отбросив в сторону мольберт.

— Хватит! Мне надоело на это смотреть!

— Хозяин?

Сжав руки, он постарался выдохнуть и успокоиться, но, лишь посмотрев на меня, кажется, вспыхнул снова. С едва скрываемой ненавистью он подошел ко мне и, прикоснувшись к подбородку, приподнял лицо.

— Ты безжизненен, в тебе нет ни капли души, словно чертова кукла.

Он говорил тихо, но интонацией будто вбивал свои слова в мою голову. Я не понимал, что он хочет этим показать, но подспудно ощущал опасность, как если бы видел летящий в мою сторону клинок.

— Простите.

Марк кивнул, но его пальцы сжались сильнее, в один момент он наклонился ко мне ближе и резко впился губами в мои губы, сминая их и не давая мне отстраниться. Свободная рука прижала меня так сильно, что я не мог вдохнуть, точно бы собираясь раздавить меня в объятьях.

Я не понимал, что мне делать, ошейник, будто взбесившись, мешал мне даже просто мыслить, я не знал, как ответить на поцелуй и поддаться хозяину, надеясь утолить хотя бы часть его ярости. Я не мог даже получить доступа к воздуху. В какой-то момент, когда темная пелена перед глазами заслонила почти весь обзор, а мужчине стало недостаточно просто обнимать меня, я ощутил, как мы переместились куда-то.

— Хозяин…

Небрежно бросив меня в незаправленную постель, Марк отвернулся и начал что-то искать в одном из шкафов своей комнаты. Я же, получив обратно способность дышать, не мог даже лишний раз дернуться, потратив все свои силы, чтобы унять жжение в легких. Спустя еще полминуты мой хозяин вернулся ко мне и, навалившись сверху, вновь поцеловал, сняв с меня простую набедренную повязку, в которой я обычно позировал. Его руки грубо раздвинули мои бедра, будто надеясь оставить как можно больше отметин от пальцев на моей коже, я ощутил, как голое тело Марка прижалось ко мне, его возбуждение и почти маниакальное желание сделать мне больно.

Ошейник вновь подавил все мои чувства, но мое тело всё же отреагировало на опасность. Сам того не понимая, я замер, ожидая худшего, и посмотрел на хозяина не в силах попросить его прекратить. Марк, поначалу лишь покрывавший мои ключицы засосами, не сразу заметил мою реакцию, но, подняв голову, остановился, смотря мне в глаза.

— Надо же…

Его пальцы осторожно прикоснулись к моей щеке, и лишь тогда я понял, что по ним текут слезы. Склонившись надо мной, мужчина провел подушечками по влажным дорожкам, восхищенно наблюдая за мной и дрожью, что охватила мое тело.

— Если бы ты только знал, насколько это прекрасно. Я обязан это нарисовать.

— Да, хозяин…

Я не узнал свой тихий осипший голос, казалось, что это говорил кто-то иной, кто, в отличие от меня, был по-настоящему напуган.

— Не бойся, я научу тебя всему, но пока действительно стоит немного повременить.

Подарив мне еще один, более легкий и ненавязчивый, поцелуй, Марк встал и, подхватив одежду, вышел из спальни к оранжерее, оставив меня одного в своей комнате.

Свое обещание он сдержал достаточно скоро, но, как и сказал, начал именно учить. Объясняя и показывая все нюансы, без грубости или насилия, просто как еще одно искусство, что он знал, хотя я все еще не понимал, зачем мне это. Любые прикосновения, выражения любви и близость не вызывали во мне нужных эмоций, но мужчина настаивал на том, чтобы я понимал хотя бы основы мастерства любви, перед тем, как с меня снимут ошейник.

Так прошло время до моего шестнадцатилетия.

Хозяева изначально планировали освободить меня лишь в восемнадцать, но нетерпение Марка и всё большая нагрузка в лаборатории Дарии заставили их пересмотреть свои планы.

Я не знал, действительно ли они использовали мой настоящий День рождения или выбрали дату сами, но впервые за то время пока я находился в этом доме, мне решили устроить праздник.

Гостей не было, но главную гостиную украсили цветами, зажгли благовония и накрыли достаточно большой стол, изобиловавший разнообразной едой, а я смотрел на всё это и не мог понять, зачем?

Присев в одно из кресел в гостиной, я послушно дожидался, пока меня позовут или дадут задание, Марк самозабвенно занимался последними приготовлениями, искренне наслаждаясь расстановкой мелочей и украшениями. Еще раньше, пару месяцев назад, он разукрасил пол гостиной цветастой мозаикой, изображавшей сплетенные лозы плюща и винограда. Мелкие остроконечные листочки в беспорядке разрослись по всей комнате, но стоило лишь приглядеться,