Лойэ утерла глаза, размазывая слезы, давя всхлипы сожаления и раскаяния. Они с Санарой были кем-то вроде предводителей безмолвного сопротивления, а вожакам нельзя плакать.

– И почему надо сбегать? – покачал головой Рехи. Все-таки не все прогнило в Бастионе, если в нем остались животные из прошлого мира. Если в нем еще мерцали светлые линии. Постепенно он начинал понимать, что ящеры – это те же свиньи, куры, овцы и прочие звери, искаженные черными линиями. Так вот откуда они взялись! И потом заселили их мир вечной ночи. Черные линии изломали всех и вся.

– Бежать надо, потому что Саату невыгодно сотрудничество. Ему нравится разделять эльфов и людей, – сказала Санара. – А полукровок он вообще не считает достойными жизни. Мне кажется, у них мозги сложнее «съесть».

– Так надо разоблачить его! – воодушевленно предложил Рехи. В его голове страшным роем носились новые и новые планы. Еще никогда он не был столь изобретателен.

Если Саат не пойдет на сделку, то Стражу никто не помешает избавиться и от него, и от Вкитора. А потом править самому. Вновь голодная тварь по имени «слава» вцепилась в разум мелкими острыми зубами. Рехи представил себя в сиянии народного обожания. В городе по имени «Рехи»! Целый город для него, для Рехи, а не вечный голод пустоши. Он один, неповторимый Страж Мира, плывущий над ликующей толпой. Их избавитель, прекративший рабство и людоедство в секте, обновивший ее по заветам предков. А рядом на балконе стоит Лойэ в шелках и золоте, держащая на руках подросшего сына, румяного и пухлого. В их чудесном новом Городе Стража Мира.

– Свергнем его! – предложил Рехи, огласив восклицанием всю пещеру.

Разнесся вздох раболепного ужаса и обожания. Очевидно, сопротивлению понравилась идея. Или они тоже слепо внимали словам того, кто управляет линиями.

– Тихо! – поморщилась Лойэ. – Мы пытались, но он сильнее.

– Разве я не смогу убедить его? – гордо вскинул голову Рехи.

– Зависит от тебя. Я не знаю, какая в тебе открылась сила.

– Я бы мог убить его.

Уверенность в нем крепла с каждым словом. Простое действие – выпустить свой гнев. Простой план – заманить Саата и Вкитора в тронный зал и дернуть за те нити, которыми он притачал обрушенный свод. Он был уверен, что сумеет отыскать нужные. И вот – продажные жрецы и их телохранители будут погребены под огромной плитой. Рехи залюбовался воображаемой картиной, даже торжествующе вскинул над головой правую руку, точно уже ловко распутывал «петли» черных линий.

– Не поможет, – оборвала его мечтания Лойэ. – Придут новые. Культ Двенадцатого слишком силен. Он здесь три сотни лет, с момента Падения. Они… Люди, которые уже не люди: они сами пьют кровь! Или не кровь. Я не знаю, что они делают. Может, это как-то связано с твоими линиями. Но они явно сильнее эльфов.

Рехи задумался:

– Что ты предлагаешь?

– Мы сбежим. И если ты сбежишь с нами, то со своей силой станешь настоящим продолжателем дела Двенадцатого.

Рехи брезгливо фыркнул:

– Все не так. Двенадцатый безумен. И я не намерен продолжать его дело.

Лицо Лойэ вытянулось, но она кивнула:

– Поняла. Но нам нужен кто-то, кто прикроет отход отряда. Нужно выгнать животных из этих подземелий. И нам как-то выйти. Мы уходим на рассвете, я буду ждать тебя у северной стены. Если хочешь – беги с нами. Или помоги бежать нам. Если не поможешь, то считай, что мы не знакомы.

Голос Лойэ делался жестче с каждым словом. Теперь не оставалось в ее образе той смиренной матери, которая показывала маленького сына явившемуся из странствия отцу. Она вновь превратилась в сурового предводителя, заковавшего сердце в непробиваемую броню.

– Но куда вы пойдете? – беспокоился Рехи. Он страшился потерять Лойэ. Лучше бы она оставалась испуганной и податливой, готовой его слушать.

– На северо-запад.

– Что там?

– Говорят, деревня. Хорошая деревня, где тоже есть куры и свиньи, как ты их назвал.

– Лойэ, я ради тебя все сделаю. Я не хочу, чтобы ты погибла там. Может, там тоже эльфоеды какие-нибудь. Мне нужны доказательства!

– Ищи их сколько хочешь. Можешь остаться или бежать с нами.

– Ладно. Я иду с вами.

Лойэ кивнула и порывисто поцеловала его, крепко, влажно. Сперва болезненно столкнулись их клыки, а насладиться мимолетной близостью уже не было времени. Санара махнула рукой от акведука, призывая Стража возвращаться, чтобы жрецы ничего не заподозрили. Вынужденное расставание вонзало стальные колья в сердце. Его точно разрубали пополам, оставляя средоточие жизни в пещере акведука и выводя в замок опустошенную оболочку.

«Хорошо, я буду прикрывать побег отряда. Но в процессе прикрытия убью Саата. Ну, пусть выйдут из Бастиона. Лойэ слишком упряма. Пусть выйдет. Когда я сяду на трон, они тут же вернутся. И мы заживем! Ух, как мы заживем! Без Саата, без Вкитора, без Митрия и Двенадцатого, – твердо решил Рехи. – Лойэ и я станем правителями, а наш сын унаследует трон. Все, как в мире до Падения. Это будет мой город. Город Рехи».

На крючке

«Все не будет так, как ты захочешь.

Мир не стал таким, как ты просил.

Смерть близка и всем сомкнула очи.

Ты один в пустыне, слег без сил.

Ты один сквозь морок темных лестниц

Лишь бредешь, спиной ловя ножи,

И забыл ты ласки всех прелестниц.

Где же жизнь? Скажи ты мне, скажи…

Ты один, как меч, облитый кровью,

Все стремишься к праху, как к мечте.

Только гибель здесь зовут любовью,

Ведь пароли жизни все не те».

Опять слова, опять этот мерзкий мелодичный голос на грани реальности и темных грез прошлого. Мелькнул насмешливым лиловым плащом, напоминавшим одеяния жрецов.

«Опять? Тварь! – вскинулся Рехи. – Столько времени не появлялся! И вот на тебе! Неужели я уснул?»

Рехи лежал на каменном постаменте в центре тронного зала, как и полагалось Стражу, объекту культа. Неужели чудесная встреча с Лойэ всего лишь привиделась ему? Руки еще помнили, как гладили лицо возлюбленной и как неловко качали сына. Прикосновения отпечатались на кончиках чутких пальцев. Натт – его продолжение, его оправдание, сияющий чистыми линиями. Ради него Рехи не имел права засыпать. Но он провалился в черный колодец забвения, едва прибыл обратно в зал. Предал бессилием.

«Рассвет! Уже рассвет! Они ждут меня! Или они… ушли без меня!» – резко вскинулся Рехи, глядя, как красные отблески расчерчивают стены