потому что, как жаловался перугиец, «все стекалось в Рим»; но в Риме трактирщики, менялы и торговцы получали огромные прибыли, и Николай смог положить 100 000 флоринов (2 500 000 долларов?) в банк одного только Медичи.18 Страны за Альпами недовольно зашумели от притока золота в Италию.

Даже в Риме некоторое недовольство вызывало новое процветание. Управление городом Николаем было просвещенным и справедливым с его точки зрения, и он сделал уступку республиканским надеждам, назначив четырех граждан, которые должны были назначать всех муниципальных чиновников и контролировать все налоги, взимаемые в городе. Но сенаторы и дворяне, чье сословие управляло Римом во времена авиньонского папства и раскола, недовольны папским правительством, а население возмущено превращением Ватикана в дворцовую крепость, защищенную от таких нападений, какие изгнал из Рима Евгениус. Республиканские идеи, проповедуемые Арнольдом Брешианским и Кола ди Риенцо, по-прежнему будоражили умы. В год воцарения Николая один из ведущих бюргеров, Стефано Поркаро, произнес пламенную речь с требованием восстановить самоуправление. Николай отправил его в комфортную ссылку в качестве подесты Ананьи, но Поркаро нашел дорогу обратно в столицу и поднял крик о свободе перед возбужденной карнавальной толпой. Николай сослал его в Болонью, но оставил ему полную свободу, за исключением необходимости ежедневно являться к папскому легату. Тем не менее неустрашимый Стефано сумел организовать из Болоньи сложный заговор среди трехсот своих сторонников в Риме. В праздник Богоявления, пока папа и кардиналы служили мессу в соборе Святого Петра, на Ватикан должно было быть совершено нападение, его казна должна была быть захвачена, чтобы обеспечить средства для создания республики, а сам Николай должен был попасть в плен.19 Поркаро тайно покинул Болонью (26 декабря 1452 года) и присоединился к заговорщикам накануне запланированного нападения. Но его отсутствие в Болонье было замечено, и курьер доставил предупреждение в Ватикан. Стефано выследили, нашли и заключили в тюрьму, а 9 января он был обезглавлен в Сант-Анджело. Республиканцы осудили казнь как убийство, гуманисты — как чудовищную неверность благосклонному папе.

Николай был потрясен и изменился, узнав, что большая часть граждан считает его деспотом, каким бы благосклонным он ни был. Терзаемый подозрениями, озлобленный обидами, измученный подагрой, он быстро старел. Когда до него дошла весть о том, что турки вошли в Константинополь по трупам 50 000 христиан и превратили Святую Софию в мечеть (1453), вся слава его понтификата показалась ему суетной. Он обратился к европейским державам с призывом присоединиться к крестовому походу, чтобы отвоевать павшую цитадель восточного христианства; он призвал десятую часть всех доходов Западной Европы для финансирования этих усилий и заложил десятую часть папских, куриальных и других церковных доходов; и все войны между христианскими народами должны были прекратиться под страхом отлучения. Европа почти не слушала. Люди жаловались, что деньги, собранные предыдущими папами на крестовые походы, были использованы на другие цели; Венеция предпочитала торговое сотрудничество с турками; Милан воспользовался венецианскими трудностями, вновь захватив Брешию; Флоренция с удовлетворением смотрела на то, как Венеция теряет восточную торговлю.20 Николай склонился перед реальностью, и жажда жизни остыла в его жилах. Измученный тщетной дипломатией и наказанный за грехи своих предшественников, он умер в 1455 году, в возрасте пятидесяти восьми лет.

Он восстановил мир в Церкви, вернул порядок и великолепие Риму, основал величайшую из библиотек, примирил Церковь и эпоху Возрождения. Он не допускал войн, избегал кумовства, изо всех сил старался отвратить Италию от самоубийственных распрей. Сам он в условиях беспрецедентных доходов вел простую жизнь, любя Церковь и свои книги, и был экстравагантен только в своих подарках. Скорбящий летописец выразил чувства всей Италии, описав ученого Папу как «мудрого, справедливого, благожелательного, милостивого, миролюбивого, ласкового, благотворительного, скромного… наделенного всеми добродетелями».21 Это был вердикт любви, и Поркаро мог бы возразить; но мы можем оставить его в силе.

III. КАЛИКСТ III: 1455–8

Разделение Италии определило последующие папские выборы: фракции, не сумев договориться об итальянце, выбрали испанского кардинала, Альфонсо Борджиа, который принял имя Каликста III. Ему было уже семьдесят семь лет; можно было рассчитывать, что он скоро умрет и даст кардиналам возможность сделать другой и, возможно, более выгодный выбор. Специалист по каноническому праву и дипломатии, он обладал юридическим складом ума и мало заботился о классической учености, которая восхищала Николая. Гуманисты, не имевшие коренных корней в Риме, зачахли во время его понтификата, за исключением того, что Валла, теперь уже вполне исправившийся, все еще оставался папским секретарем.

Каликст был хорошим человеком и любил своих родственников. Через десять месяцев после коронации он возвел в кардиналы двух своих племянников — Луиса Хуана де Мила и Родриго Борджиа, а также дона Жайме Португальского, соответственно двадцати пяти, двадцати четырех и двадцати трех лет от роду. Родриго (будущий Александр VI) имел дополнительный недостаток — он был неосторожно откровенен со своими любовницами; однако Каликст дал ему (1457) самый прибыльный пост при папском дворе — вице-канцлера; в том же году он сделал его также главнокомандующим папскими войсками. Так начался или разросся непотизм, благодаря которому папа за папой передавал церковные должности своим племянникам или другим родственникам, которые иногда были его сыновьями. К гневу итальянцев, Каликст окружил себя людьми из своей страны; теперь Римом правили каталонцы. У папы были причины: он был иностранцем в Риме; вельможи и республиканцы плели против него заговоры; он хотел иметь рядом с собой людей, которых он знал и которые защитили бы его от интриг, пока он занимался своими главными интересами — крестовым походом. Кроме того, папа был намерен иметь друзей в коллегии кардиналов, которая постоянно боролась за превращение папства в конституционную и выборную монархию, подчиняющуюся во всех своих решениях кардиналам, как сенату или тайному совету. Папы противостояли и побеждали это движение точно так же, как короли боролись и побеждали дворян. В каждом случае абсолютная монархия побеждала; но, возможно, замена местной экономики национальной, а также рост масштабов и сложности международных отношений требовали для того времени централизации руководства и власти.21a

Каликст израсходовал свои последние силы в тщетной попытке поднять Европу на сопротивление туркам. Когда он умер, Рим праздновал конец правления «варваров». Когда кардинал Пикколомини был назван его преемником, Рим радовался так, как не радовался ни одному папе за последние двести лет.