Шрифт:
Закладка:
Иоанн кардинал Бессарион был живым проводником греческой культуры, которая проникала в Италию. Родившись в Трапезунде, он получил в Константинополе основательное образование в области греческой поэзии, ораторского искусства и философии; продолжил обучение у знаменитого платоника Гемиста Плето в Мистре. Прибыв на Флорентийский собор в качестве архиепископа Никейского, он принял ведущее участие в воссоединении греческого и латинского христианства; вернувшись в Константинополь, он и другие «униаты» были отвергнуты низшим духовенством и народом. Папа Евгений сделал его кардиналом (1439), и Бессарион переехал в Италию, привезя с собой богатую коллекцию греческих рукописей. В Риме его дом стал салоном гуманистов; Поджио, Валла и Платина были его ближайшими друзьями; Валла называл его latinorum graecissimus, graecorum latinissimus — самый ученый эллинист среди латинян, самый искусный латинист среди греков.35 Почти все свои доходы он тратил на покупку рукописей или их переписывание. Он сам сделал новый перевод «Метафизики» Аристотеля, но, будучи учеником Гемиста, отдавал предпочтение Платону и возглавил платонический лагерь в жаркой полемике, бушевавшей в то время между платониками и аристотеликами. Платон победил в этой кампании, и долгое господство Аристотеля над западной философией подошло к концу. Когда Николай V назначил Бессариона легатом в Болонье, чтобы управлять Романьей и Марками, Бессарион так хорошо себя проявил, что Николай назвал его «ангелом мира». Для Пия II он выполнял трудные дипломатические миссии в Германии, где вновь вспыхнуло восстание против Римской церкви. Под конец жизни он завещал свою библиотеку Венеции, где она теперь составляет ценную часть Марцианской библиотеки. В 1471 году он едва избежал избрания на папский престол. Он умер годом позже, почитаемый во всем мире ученых.
Его миссии в Германию не увенчались успехом, отчасти потому, что усилия Пия II по реформированию Церкви были расстроены, а отчасти потому, что новая попытка взимать десятину для крестового похода возродила трансальпийскую антипатию к Риму. В начале своего понтификата Пий назначил комитет высших прелатов для разработки программы реформ. Он принял план, представленный Николаем Кузским, и воплотил его в папской булле. Но он обнаружил, что в Риме никто не хочет реформ; почти каждый второй сановник извлекал выгоду из тех или иных вековых злоупотреблений; апатия и пассивное сопротивление победили Пия; тем временем трудности с Германией, Богемией и Францией истощили его энергию, а задуманный им крестовый поход поглотил его преданность и взывал о средствах. Ему приходилось довольствоваться порицанием кардиналов за развратную жизнь и спорадическими улучшениями монастырской дисциплины. В 1463 году он обратился к кардиналам с последним воззванием:
Говорят, что мы живем ради удовольствий, накапливаем богатства, ведем себя высокомерно, ездим на тучных мулах и красивых телятах, волочим за собой бахрому плащей и показываем круглые пухлые лица под красной шапкой и белым капюшоном, держим гончих для погони, тратим много на актеров и паразитов и ничего на защиту Веры. И в их словах есть доля правды: многие из кардиналов и других чиновников нашего двора действительно ведут подобный образ жизни. Если признаться честно, роскошь и помпезность при нашем дворе слишком велики. И потому мы так ненавистны народу, что он не слушает нас, даже когда мы говорим то, что справедливо и разумно. Как вы думаете, что нужно делать при таком позорном положении вещей?… Мы должны узнать, какими средствами наши предшественники завоевали авторитет и уважение Церкви….. Мы должны поддерживать этот авторитет теми же средствами. Воздержание, целомудрие, невинность, ревность по Вере… презрение к земле, желание мученичества возвысили Римскую Церковь и сделали ее госпожой мира».36
Папе, который, как Эней Сильвий, был неизменно успешен как дипломат, пришлось терпеть одну неудачу за другой в отношениях с европейскими державами. Людовик XI подарил ему краткий триумф, отменив Прагматическую санкцию Буржа, но когда Пий отказался помочь Анжуйскому дому в его планах по захвату Неаполя, Людовик фактически отменил свою отмену. В Богемии продолжалось восстание, начатое Иоанном Гусом; Реформация началась там за столетие до Лютера, и новый король Георг Подебрад оказывал ей мощную поддержку. Немецкая иерархия продолжала объединяться с немецкими князьями, сопротивляясь сбору десятины, и возобновила старые призывы к созыву Всеобщего собора, который должен был реформировать Церковь и судить папу. В ответ Пий издал (1460) буллу Execrabilis, которая осуждала и запрещала любые попытки созвать генеральный собор без папской инициативы и согласия; если, по его мнению, такой собор мог быть созван в любое время противниками папской политики, папская юрисдикция постоянно находилась бы под угрозой, а церковная дисциплина была бы парализована.
Эти споры сковывали усилия папы по объединению Европы против турок. В самый день своей коронации он выразил свой ужас по поводу продвижения мусульман вдоль Дуная к Вене и через Балканы в Боснию. Греция, Эпир, Македония, Сербия, Босния пали перед врагами христианства; кто может сказать, когда они перепрыгнут через Адриатику в Италию? Через месяц после коронации Пий обратился ко всем христианским князьям с предложением присоединиться к нему на большом конгрессе в Мантуе и разработать планы по спасению восточного христианства от османского натиска.
Сам он прибыл туда 27 мая 1459 года. Его, облаченного в самые роскошные одеяния, соответствующие его должности, пронесли по городу на подножке, которую держали дворяне и вассалы церкви. Он обратился к огромным толпам в одной из самых трогательных ораций за всю свою карьеру. Но ни один король или князь не приехал из-за Альп, и никто не прислал представителей с полномочиями обязать свое государство к войне; национализм, который должен был привести к Реформации, был уже достаточно силен, чтобы сделать папство беспомощным просителем перед тронами королей. Кардиналы убеждали папу вернуться в Рим; им не нравилась мысль отдать десятину своих доходов на крестовый поход; некоторые ушли в свои удовольствия; некоторые спрашивали Пия в лицо, желает ли он, чтобы они умерли от лихорадки в летней жаре Мантуи? Понтифик терпеливо ждал императора, но Фридрих
