Злые слёзы выступили на глазах Калныньша.

Розовый рассвет поднимался над степью.

За следующие сутки на участке Матвеева украинцы несколько раз пытались атаковать безо всякой подготовки, несли потери и снова лезли под пули.

Но и отбивать их было нелегко, Александр несколько раз запрашивал у Донецка помощи, но Донецк отвечал неопределённо. Пришёл один КамАЗ, привёз сухпайки и боеприпасы, забрал раненых. В остальном приходилось пока рассчитывать на собственные силы.

Со слов пленных украинцев, на позиции приехал какой-то крупный натовский чин, видимо, из ЦРУ, и требовал наступать во что бы то ни стало.

– Почему Вы решили, что именно из ЦРУ, а не из Пентагона? – спросил Матвеев.

– Так он же без погон был, – охотно пояснил украинец, – в ЦРУ нет офицерских званий, а был бы из Пентагона – был бы при параде… Меня расстреляют, господин майор? – быстро спросил он.

– Господ мы в Чёрном море топить будем, – резко ответил Матвеев фразой из советского фильма, зная, конечно, что неделю назад потерян выход даже к Азовскому, – нужен ты больно, пулю на тебя тратить. Поедешь в Донецк с ближайшей машиной, разгребать там, что ваша арта нахреначила…

Он повертел в руках отобранный у украинца плеер, убедился, что это действительно не более чем плеер со встроенным радиоприёмником, и вернул пленному.

– Послушаешь музыку на досуге, – бросил Матвеев и отошёл в сторону.

А радиоприёмник был настроен на украинский канал, и там передавали сводку главных новостей за неделю – и, помимо боёв под Иловайском, говорили о протестах в районе Ивано-Франковска, где БТР Нацгвардии переехал насмерть местную жительницу – Криничную Христину Петровну, двадцати восьми лет.

Артём Зайцев был ранен осколком в ухо – в общем-то, царапина, если не считать того, что на одно ухо почти оглох, однако с перевязанной головой остался в строю, и, поскольку людей катастрофически не хватало, никто не стал возражать, когда машина с ранеными ушла в Донецк, а Артём остался на позициях.

Насчёт подкрепления из Донецка по-прежнему не отвечали ничего определённого.

Матвееву не полагалось знать, что его участок был лишь малой частицей грандиозного замысла – со стороны противника – замысла дальнего обхвата и окружения Донецка, а с нашей – замысла Иловайского котла и контрнаступления на юг.

Во время одной из украинских атак убили нашего пулемётчика, и Артём занял его место, а вдруг почувствовавший себя ненужным лейтенант из прокуратуры подавал ему патроны…

– Танки, – тихо сказал кто-то.

– Т-72, – определили рядом.

Они выползали из-за горизонта медленно, никуда не торопясь и ничего не страшась, заполняли собой степь, оттуда, откуда их никто не ждал – со стороны Донецка.

«Сегодня же двадцать четвёртое августа, – вдруг вспомнил Матвеев, – День независимости Украины. Порошенко обещал парад в Донецке».

– А х… вам, а не парад в Донецке! – рубанул воздух Александр. – К бою!

Он до боли закусил губу, понимая, что против танков вряд ли что-то сможет сделать своими силами. Но вариантов не оставалось. Не оставалось и времени подумать, что могло случиться, почему вражеские танки могли появиться с севера. Да и какая теперь разница…

По его команде два противотанковых ружья образца 1941 года медленно развернулись в сторону наступающего противника. Это было всё, что мог противопоставить Матвеев непонятно откуда прорвавшимся украинцам в голой степи, и он уже видел, как наши позиции раскатают гусеницами… Что ж, по крайней мере, мы не сдадимся, чёрт вас знает, дорвались вы до Донецка или нет, но мы же, сука, русские…

– Рыжий, ты здесь?

Артём был здесь, он не слышал, но видел надвигающиеся танки, и, лёжа на земле, сжимал гранаты обеими руками…

– Я в рот е…л, я Киев брал, я кровь мешками проливал! – прорвалась горлом старинная присказка из российской тюрьмы, и Матвеев понял, что Артём тоже не отдаст дёшево свою жизнь, вот здесь, за семьсот километров до Киева…

Но тонко и тихо, врываясь в гул техники, зазвонил кнопочный телефон, который держал Матвеев на такие случаи – смартфоны разряжались слишком быстро, да и функция геопозиции работала на передовой не в пользу владельца телефона.

Звонили из Донецка.

– Матвеев! – почти срывался голос в трубке. – Просил помощи? Встречай!..

Он поднял к глазам бинокль и явственно увидел, как из головного танка приветственно махали флагом Донецкой Республики.

С севера, со стороны Донецка, шли на помощь бойцам Александра Матвеева наши танки.

По всей линии соприкосновения, от Станицы-Луганской до Тельманово, начиналось широкомасштабное августовское контрнаступление Народных Республик.

Антон Александрович проснулся от грохота за окном. Но это не был обстрел украинской артиллерии – это была гроза в густой августовской ночи, он понял это не сразу, а когда понял, долго лежал и думал, вглядываясь в темень за окном, и не мог заснуть снова.

Перед ним вновь и вновь проносилась короткая и яркая, как молния в ночной степи, жизнь Янычара. Ребёнка, не знавшего родной матери. Разведчика, ополченца, защитника Донбасса. Человека, принявшего смерть в результате безнадёжной попытки спасти три сотни жизней незнакомых ему людей.

Интуитивно Советник не сомневался в правдивости сообщения неизвестного пользователя «Одноклассников». Как выяснили для него донецкие программисты, аккаунт был создан из интернет-кафе в Славянске, с него было написано единственное сообщение, после чего аккаунт был удалён.

Тем не менее, он был уверен, что так оно и было, и тем тяжелее была обязанность, которую ему предстояло исполнить.

«Если это правда, что Иван нашёл свою русскую семью, я прошу Вас сообщить его родителям, что их сын принял смерть как мужчина», – так заканчивалось анонимное послание неизвестного автора.

Именно он, Антон Стригунков, должен был позвонить Фёдору и рассказать, как погиб его только что обретённый сын. Больше это некому было сделать.