Он оттолкнулся от металлической ограды и повернулся к обрыву спиной.

Марк поднял руку с пистолетом, и в глаза Ивана упёрся его чёрный зрачок.

«Это мой выбор, и мне хватит мужества пройти его до конца».

И только не думать о том, как не хочется умирать в двадцать три года.

Но перед тем, как палец Марка нажмёт на курок, в последнюю секунду, огромную, как Россия за твоей спиной, успеть вспомнить о самом главном на этой Земле.

Зима, снежки, варежки.

Незабудка.

Россия.

– Ну что, Степан, выпьешь за помин души сепаратиста? – Калныньш протянул ему флягу с резким запахом водки, и украинец непроизвольно отшатнулся в сторону.

А в ушах, дрожа, звучала отданная полчаса назад команда Калныньша «Закопать!»

– Поехали, – кивнул Марк шофёру, усмехнувшись, и сам сделал большой глоток.

Утро вступало в свои права. По радио опять говорили о протестах в западных областях – БТР Нацгвардии въехал в толпу протестующих, есть пострадавшие… Но как раз, когда диктор должен был произнести их фамилии, зазвонил мобильный телефон, и Калныньш выключил приёмник.

Степан понимал, что беспокоиться не о чем – его Христине не было резона участвовать в подобном. Во-первых, трудно было представить себе человека более далёкого от политики, чем Христина, а во-вторых, она знала, что её-то муж пристроен неплохо, и хотя, конечно, не знала подробностей о его службе, но могла быть уверена, что он не окажется на передовой и в котле – за это, между прочим, немалые деньги заплачены.

А телефон звонил не переставая, но большую часть разговоров Калныньш вёл на английском, которого Степан не понимал.

А Калныньш принимал отчёт командира группы спецназа об успешном минировании подземного хранилища химических отходов на нейтральной полосе, и его пальцы со свежими частицами пороха на коже, скользя по стеклу смартфона, выводили на экран розу ветров, из которой следовало, что ядовитое облако пойдёт на населённые районы.

Потом уже Марк отчитывался перед своим начальником.

– Да, мистер Дункан. Нет, хранилище отходов подземное, артиллерия его не заденет. На нейтралку никакая ОБСЕ не сунется. Всё продумано. Людей для охраны не оставляли, только сигнализация. Технически – очень интересная конструкция восьмидесятых годов, но, к сожалению, не пошла в массовое производство. Чтобы её обезвредить, нужен специалист, служивший не просто в армии одной из стран НАТО, а в диверсионных подразделениях. Дэна я расстрелял лично, а больше у сепаратистов таким спецам взяться неоткуда.

Глава шестнадцатая

…Разведка вернулась поздно и ни с чем.

– И что, вы не можете ничего с этим сделать?

Матвеев снова и снова всматривался в экран смартфона, на который сфотографировали конструкцию бомбы.

– Если начнём разбирать, товарищ комбат, сработает датчик на размыкание, – попытался пояснить молодой сапёр.

Матвеев закусил губу. Не в первый раз ему предстояло посылать людей на смерть, но сейчас он не знал – что именно следует делать, и от его решения зависела жизнь не только его подчинённых, но и тысяч мирных жителей…

Матвеев смотрел на розу ветров – на ту самую, на которую менее суток назад смотрел Калныньш, и видел ядовитое облако, идущее на город. Чтобы это предотвратить, нужно было обезвредить взрывное устройство на нейтралке, а как это сделать – он пока не знал… И что делать, как решить возникшую ситуацию за несколько считанных часов…

– Свяжите меня с Донецком, – произнёс он очень тихо, почти обречённо, словно забыв, что держит заряженный телефон в руке.

Но в наступившей тишине – только кузнечики стрекотали в августовской степи – сильная фигура ополченца, седого шахтёра, шагнула к нему.

– Разрешите фзглянуть, тофарищ комантир, – при посторонних боец, проживший с ним двадцать лет в одном подъезде, обращался только официально.

Александр не ответил, но рука товарища приняла смартфон из его руки, и несколько мгновений отснятое изображение разглядывал Юозас.

– Тофарищ комантир, разрешите мне пойти на разминирование, я уферен, что смогу это стелать, – слова прозвучали над его ухом, как будто не в реальном мире.

Матвеев резко обернулся.

Если бы подобная инициатива в таких обстоятельствах исходила от любого из его бойцов, пусть даже проверенных, он ответил бы жёстким отказом, но перед ним стоял Юозас Шульга – и быть может, вопреки своей воле, вопреки логике, Матвеев ответил:

– Хорошо. Иди.

Юозас вскинул на плечо автомат, рассовал гранаты по карманам.

– Постой. Тебе нужно выделить бойцов в помощь?

– Нет. Я пойту отин. Я всё стелаю.

И пошёл вперёд сквозь предрассветную степь, ориентируясь по азимуту, лишь изредка сверяясь с навигатором – до украинцев было достаточно далеко, чтобы он мог изредка включать подсветку и уточнять путь, пока не показалась серая громада здания, хорошо заметная даже при свете луны.

Ополченец свободно прошёл через дыру в бетонном заборе. К уходящей вниз лестнице вела дорожка, заросшая травой, но слегка притоптанная ногами разведчиков. Завод давно не работал, а охрана разбежалась с началом боевых действий.

Юозас спустился вниз и зажёг фонарь. Он прошёл внутри здания так, как показывали разведчики, и увидел её.

Бомбу.

Это была она.

– Здравствуй, – сказал он по-литовски. Она должна была понимать его родной язык. – Ты давно звала меня. Я пришёл.

Он опустился перед ней на колени, вытянул руки перед собой и медленно, но уверенно, как учил когда-то наставник, начал нащупывать секретные пружины, отключавшие взрыватель.

Камера наблюдения бесстрастно взирала на ловкие движения рук ополченца.

Мерный звук, похожий сначала на тонкий писк, послышался со стороны Донецка и заставил бойцов насторожиться,