виду не рыбу как рыбу, а что ни-будь другое, например созвездие рыбы?

— Не богохульствуй. Не порочь святость.

— Хорошо, а от чего он умер?

— Ему отрубили голову.

— За что?

— За то, что он пророчил о святом. И о многом другом.

— За его пророчества вы отрубили ему голову?

— Да, а что в этом предосудительного. Мы заблуждались. Все могут заблуждаться. К тому же он тогда не был пророком. А был простым пастухом.

— Пастухом?

— Да, пастухом. До тех пор пока не нашёл в пещере странные книги не стал читать их и не свихнулся совсем. Ты бы слышал, что он нёс. Мы должны были прекратить это. Дабы не смущать умы жителей. Это, что ж будет, если каждый будет объявлять себя пророком. Так никакого порядка ни будет.

— А потом?

— Потом мы осознали свою ошибку. И воздали ему все почести, которых он был лишён при жизни. Теперь его череп занимает центральное место в деревни, а его пророчества запечатлены в умах и книгах нашего народа. Всё справедливо. Ты вот, что… Завтра в деревне день великого жреца. В этот день жрец должен доказать право на свой духовный сан.

— А как это?

— Хороший вопрос. Я хочу провести обряд воссоединения святого с великим богом. Ты должен будешь помочь мне в этом.

— Как?

— Слушай. Завтра здесь возведут большой помост. На нём будет стоять большой короб. Ты должен будешь лечь в него. Его накроют крышкой. Я проведу обряд воссоединения и отпущу тебя.

— Отпустишь?

— Да. Но если ты откажешься, то твой череп займёт центральное место в нашей деревне и в умах нашего народа.

— Я согласен.

Верховный жрец ушёл, а ко мне пришла вдова. Она спросила меня, что сказал верховный жрец. Я сказал, что завтра меня ждёт очень важная церемония, а потом он отпустит меня.

— Нет — Сказала она — Нельзя это допустить.

— Почему нельзя. Я хочу домой. Мне надоело торчать в глазнице вашего пророка. И я не хочу стать новым предметом вашего поклонения.

— Церемония воссоединения, означает сожжение тела святого, дабы его дух смог воссоединиться с великим богом.

— Да, что у вас за порядки, как только заведётся святой, вы тут же его убиваете.

— К сожалению это так. В общине не может быть никого между богом и жрецом. Иначе не будет порядка.

— Но он обещал отпустить меня.

— Он и отпустит только туда… — Она показала на небо.

— Я не хочу туда, мне здесь очень удобно.

— Теперь уже ничего не изменить. Я помогу тебе бежать. Когда стемнеет, я выну тебя из глазницы и отнесу в пещеру, где пророк нашёл книги. Говорят, там есть проход в другой мир.

— А ты пойдёшь со мной?

— Нет. Этой мой дом. Я останусь здесь.

— Но тогда тебя сбросят со скалы.

— Не будем об этом.

— Но почему — Она посадила меня к себе на ладонь и коснулась меня губами — Потому что я так хочу.

Ночью, когда все уснули, она отнесла меня в пещеру и оставила там. Я умолял её пойти со мной ведь жизнь это самое важное, что может быть у человека. Она покачала головой, и сказала — Бывает у человека очень длинная жизнь. Но нет в ней ничего, ради чего стоит жить. А бывает короткая, но наполненная жизнью, как море наполнено рыбой.

— А в твоей жизни было то, ради чего стоило жизнь? — Она посмотрела на меня, улыбнулась и сказала — Да.

Она ушла. А я шагнул в темноту пещеры. Тьма сгущалась вокруг меня. Она проникала внутрь меня. Она захватывала всего меня. Пока я не почувствовал, что сам становлюсь тьмой. Чёрные мысли поползли из меня, сплетаясь между собой и превращаясь в зверя. Зверь этот был страшен собой и кровожаден. И был он с семью головами и семью рогами. И каждый рог его смотрел на меня моим пороком. И когда я хотел бежать от него и прятаться, то головы кричали — Вон он, вон он — И некуда мне не скрыться было от него. И тогда подошёл он ко мне, так близко, что почувствовал я дыхание его смердящее на меня. И огонь жгущий меня изнутри. И говорил зверь мне — Смотри на меня.

— Страшен образ твой, не могу глаз поднять я на тебя.

— Смотри, ибо я есть ты. И горе тому, кто не может посмотреть себе в лицо.

И собрался я духом и посмотрел на него. И закачались рога его и закричали головы его на меня — Виновен — И поглотил зверь меня и попал я во чрево его огненное. И вспыхнуло сияние огненное, на небе северном. И пронизывающий душу холод охватил меня. И много я претерпел от него, пока змей сверкающей, не разрезав небо пополам, не обвил меня и сказал — Смотри в глаза мои — И заглянул я в глаза его холодные и снова оказался во тьме. До тех пор пока небо не стало светлеть, и солнечный свет не полился на меня из-за облаков.

Посмотрел я перед собой и ахнул. Стояла женщина передомной, небесной красоты. Одеяния её были нетканые, а лучащиеся необычным светом. И посмотрела она на меня. И любовь наполнила сердце моё. И от нежности, что исходила от её глаз, затрепетала моя душа. И сказала она мне. — Я есть та, что дарует жизнь вечную. Я та, что топит льды и сплетает венки из разных цветов. Я есть любовь. Когда вернёшься назад, найдёшь меня и узнаешь среди тысяч цветущих и радующихся жизни цветов. — Потом она коснулась меня губами, и я очнулся.

Я очнулся на белой поляне, покрытой пушистыми одуванчиками. Одуванчики отрывались от стебельков и медленно поднимались вверх. Вдруг я почувствовал лёгкость. Что-то натянулось внутри меня, лопнуло, и я закружился, устремляясь вверх. В эту самую минуту, что-то твёрдое больно ударило меня в живот, и я упал на землю.

— Приведите как, его ком не — Услышал я, чей то голос. Меня подхватили и поволокли по скошенной, траве. Меня подвели, я посмотрел, и увидел перед собой огромное рыло. Оно было такое большое и круглое, что казалось необъятным. И если б не маленькие цепкие ручки по бокам, то про него можно было бы сказать, что оно, не имеет границ. Рыло держало в руках деревянную палицу, и тыкало, в меня ею. Так, как любопытные мальчишки, тыкают, палкой в дохлую ворону, норовя выколоть её глаз. — Ты кто?

— Я сам постоянно задаю себе этот вопрос, но никак не могу