Шрифт:
Закладка:
Недолго пришлось мне пробыть в кавалергардском эскадроне, в колонии Эйгенфельд. Приехавший в город Мелитополь в двадцатых числах января полковник Римский-Корсаков вызывает меня по телефону. После радостной встречи и затянувшейся далеко за полночь беседы, рассказов о том, что пережито каждым из нас после большевистского переворота, планов на будущее и обсуждения различных возможностей скорейшего возрождения родного полка на следующий день получаем приказание: корнету Озерову 2-му оставаться пока при штабе, а мне ехать в район Пришибской волости, в распоряжение полковника Ковалинского, начальника самообороны немцев-колонистов этого района и командира дивизиона, в который входили пеший эскадрон улан Его Величества, такой же эскадрон конногренадер и два орудия гвардейской конной артиллерии. Здесь я до прибытия полковника Римского-Корсакова должен был собрать возможно большее число добровольцев. Драгунам разрешено было формироваться при Сводно-гвардейском пехотном полку в качестве команды разведчиков этого полка.
Положение на фронте, в Пришибском районе, в это время представлялось следующим: на линии железной дороги Мелитополь—Александровск узловая станция Феодоровка и станция Пришиб были заняты отрядом гвардейской пехоты. От станции Пришиб и далее на восток участок в 50 верст до села Большой Токмак занимали отдельные отряды самообороны немцев-колонистов под командой строевых офицеров и под общим начальством полковника Ковалинского, штаб которого находился в селе Пришиб. Здесь же был и резерв этого участка – формирующиеся пешие эскадроны: улан Его Величества, конногренадер и два орудия конной артиллерии. Станция Большой Токмак на линии железной дороги Феодоровка—Пологи и далее участки на восток оборонялись частями Сводно-гвардейского пехотного полка, штаб которого стоял в районе Верхнего Токмака. На всем фронте шли упорные бои с превосходными силами противника. Самооборона колонистов вела успешную борьбу с красными до тех пор, пока последние представляли собой малоорганизованные части, почти банды, но теперь, когда стали появляться у неприятеля дисциплинированные, обученные, стойкие полки, снабженные и артиллерией, немцы-колонисты не выдерживали часто сильного артиллерийского огня и повторных атак противника, начали уступать красным одну позицию за другой.
Полковник Ковалинский не разрешает мне набирать добровольцев в Пришибе, так как здесь расположены его части, а дает мне район по правому берегу реки Молочной, где имеется ряд крупных колоний и русских сел. Начальник района также предупреждает меня, что в случае тревоги – нового наступления красных – вызовет меня по телефону для исполнения при нем обязанностей полевого адъютанта.
Гальбштадт находится в двух верстах на восток от Пришиба и отделен от последнего рекой Молочною. Это громадная менонитская колония, даже скорее маленький городок; много каменных двухэтажных домов, есть гимназия и несколько заводов. Менониты, по своим религиозным убеждениям, не могут служить на военной службе, и наше старое правительство освобождало их от зачисления в строевые части, назначая в санитарные отряды, обозы и другие нестроевые команды; поэтому я весьма боялся, что моя миссия не будет здесь успешной. Немцы встречают меня радушно; скоро с радостью узнаю, что по сложившимся обстоятельствам и менониты вынуждены теперь взяться за оружие для защиты родных очагов от нашествия красных тиранов. Они охотно поступают в наши воинские части и доблестно дерутся с войсками Третьего интернационала. В первые же три дня моего пребывания в этой колонии явилось семь драгун-добровольцев. Затем красные переходят в наступление, и после нескольких суток упорных боев, в которых и я принимал участие, удается отбросить неприятеля и восстановить прежнюю линию фронта.
Эти бои ясно показали, что нашим слабым отрядам невозможно будет удержаться в Северной Таврии и даже помешать дальнейшему продвижению к Крыму противника, увеличившего свои силы новыми полками, прибывшими из центра России.
Наступает некоторое затишье, и я, возвратившись в колонию Гальбштадт, продолжаю подготовлять формирование эскадрона, веду с поступающими драгунами строевые занятия.
В первой половине февраля приезжает полковник Римский-Корсаков, затем постепенно съезжаются штабс-ротмистры Левицкий[463], Бок[464], Зеленой[465], Коптев[466]. Прикомандировывают к эскадрону сотника Гевлича[467], лет двадцать тому назад служившего в полку, с младшим сыном старшим унтер-офицером из вольноопределяющихся[468], поручика артиллерии Зеленого[469], брата штабс-ротмистра, корнета Гаусмана – двоюродного брата штабс-ротмистра Дитца, вольноопределяющегося графа Толстого[470]. Скоро у нас уже в эскадроне 60 драгун-добровольцев.
Из обоза Сводно-гвардейского полка удалось достать винтовки, патроны, две повозки, кухню. Разрешено также произвести конскую мобилизацию в Гальбштадтской и Гнаденфельдской волостях. Получаем 80 прекрасных лошадей, большинство которых служили впоследствии в строю два года, вплоть до последней Крымской эвакуации, прошли громадные пространства Юга России и не раз выручали драгун в трудные минуты боя. При следующих мобилизациях лошадей мы уже ни разу не получали такого прекрасного конского состава.
Очень плохо обстояло у нас дело с седлами и обмундированием, которых в интендантстве нельзя было достать. Выдали нам лишь фуражки, кокарды, и местные портные сшили погоны, которые нашивались драгунам на их крестьянскую одежду. Седла пришлось реквизировать у местного населения. Эти так называемые пахотные седла употреблялись колонистами при вспашке полей и были крайне неудобны для всадника и для коня. Вследствие этого после больших переходов в эскадроне всегда было много набитых лошадей. За все время нашего существования в Добровольческой армии интендантство выдало нам не больше двадцати седел, а раздобывали их драгуны в боях, при столкновениях с красной конницей и постепенно заменяли ими пахотные. Корнету Озерову 2-му удалось получить для нас некоторое количество револьверов, офицерских и солдатских шашек, сданных населением в управление Северной Таврии.
Каждый день можно было ожидать, что обстановка на фронте потребует участия в боях и драгун. Необходимо было возможно скорее подготовить к этому эскадрон. С раннего утра шли усиленные занятия, обучение строю, верховой езде, стрельбе и уставам. Кадровых унтер-офицеров кавалерии у нас еще не имелось, и их обязанности исполняли офицеры. В промежутках между занятиями далеко разносилась дружная песня драгун: «Смело мы в бой пойдем за Русь святую…» Вечером при караульном помещении располагалась дежурная часть эскадрона, которая выставляла от себя посты на северной окраине колонии.
Во второй половине февраля красные вновь перешли в энергичное наступление по всему фронту и захватили Большой Токмак, громадное село с двадцатитысячным населением, растянувшееся на семь верст с запада на северо-восток, где подходит к нему железная дорога Мелитополь—Пологи.
Часов в восемь вечера, по получении известия о переходе этого пункта к противнику, от драгун были высланы два разъезда: один – старшего унтер-офицера Гевлича, в
