Со стороны двери послышался скрип кожи, и на пороге появился Слудиг с двумя седельными сумками в смуглых руках. Увидев напряжение на лице риммера, Саймон решил, что они набиты камнями.

— Принц Джошуа?

— Слушаю тебя, Слудиг.

— Это все, что нам удалось найти. На них герб Фенгболда, и они промокли насквозь. Я ничего не открывал.

— Положи их у огня. И садись к нам, пожалуйста, давай поговорим. Ты нам всем очень помог, Слудиг.

Риммер склонил голову.

— Спасибо, принц Джошуа. Но у меня для вас есть еще одно послание. Пленники готовы говорить — по крайней мере, так сказал Фреосел.

— Хорошо. — Джошуа кивнул. — И, вне всякого сомнения, Фреосел прав. Он грубоват, но очень умен. Совсем как наш старый друг Эйнскалдир, верно, Слудиг?

— Очень верно, ваше высочество. — Слудиг сильно смущался, разговаривая с принцем. Наконец он завоевал внимание и уважение, о которых мечтал, но почему-то не выглядел счастливым.

Джошуа положил руку Саймону на плечо.

— Полагаю, мне пора заняться своими обязанностями, — сказал он. — Ты не составишь мне компанию, Саймон?

— Конечно, принц Джошуа.

— Хорошо. — Джошуа повернулся к остальным. — Вы не присоединитесь ко мне за ужином? Нам нужно многое обсудить.

Когда они направились к двери, Джошуа положил обрубок кисти Саймону на локоть и повел его к камню, на котором лежал Деорнот. Саймон невольно отметил, что стал немного выше принца. Прошло немало времени с тех пор, как он находился так близко к Джошуа, но он все равно удивился. Саймон был высоким — не только для юноши, а и для взрослого мужчины. Эта мысль показалась ему странной.

Они остановились перед носилками. Саймон стоял, опираясь на пятки, хранил уважительное молчание, но ему не терпелось уйти. Ему было не по себе рядом с телом мертвого рыцаря. Бледное, угловатое лицо на каменной плите совсем не походило на лицо Деорнота, которого он знал, — скорее на нечто, вырезанное из куска мыла. Кожа, особенно на веках и ноздрях, стала совсем прозрачной.

— Ты не слишком хорошо его знал, Саймон. Он был лучшим из всех людей.

Саймон сглотнул, чувствуя, что во рту у него пересохло. Мертвые, они… такие мертвые… А ведь наступит день, когда Джошуа, Бинабик, Слудиг и все в Новом Гадринсетте станут такими же. И ты тоже, — с отвращением подумал Саймон.

— Он всегда был очень добр ко мне, ваше высочество.

— Деорнот не мог иначе. Я не знал более верного и настоящего рыцаря.

Чем больше Джошуа говорил про Деорнота в последние несколько дней, тем отчетливее Саймон понимал, что совсем его не знал. Он казался ему простым, добрым и выдержанным, но совсем не образцом рыцаря, каким представлял его Джошуа, иными словами, эдаким современным Камарисом.

— Он умер как настоящий герой. — Собственные слова показались Саймону какими-то тусклыми, но Джошуа улыбнулся.

— Да. Жаль, что вы со Слудигом не успели добраться до него раньше, но вы сделали все, что было в ваших силах. — Выражение лица Джошуа неожиданно изменилось, словно тучи набежали на весеннее небо. — Я ни в коей мере не хочу сказать, что вы потерпели поражение. Прошу, прости меня, Саймон, горе мешает мне как следует думать. Деорнот всегда умел вернуть меня в реальность. О господи, мне будет его не хватать. Он был моим лучшим другом, хотя я понял это только после его смерти.

Саймону стало совсем не по себе, когда он увидел слезы в глазах Джошуа. Он собрался отвернуться, но неожиданно вспомнил про ситхи, а также слова Стрэнгъярда. Возможно, самые великие и высшие люди испытывают самое сильное горе. Разве может такая боль быть постыдной?

Саймон протянул руку и взял принца за локоть.

— Идемте, принц Джошуа, давайте прогуляемся. И вы расскажете мне про Деорнота, ведь у меня не было возможности хорошо его узнать.

Джошуа оторвал взгляд от алебастрового лица Деорнота.

— Да, конечно, прогуляемся.

Он позволил Саймону вывести себя на ветер, который разгуливал на вершине горы.

— …Представляешь, он пришел ко мне, чтобы извиниться! — Джошуа рассмеялся, но как-то безрадостно. — Как будто провинился. Бедный верный Деорнот. — Джошуа покачал головой и вытер глаза. — Эйдон! И почему меня вечно окружает темная туча сожалений, Саймон? Либо я перед кем-то извиняюсь, либо те, кто меня окружает, — неудивительно, что Элиас считал меня не совсем нормальным. Иногда я думаю, что он прав.

Саймон подавил улыбку.

— Возможно, дело в том, что вы слишком часто делитесь своими мыслями с людьми, которых не слишком хорошо знаете, — например, со сбежавшим из замка кухонным мальчишкой.

Джошуа внимательно смотрел на него одно короткое мгновение, потом рассмеялся, и на сей раз его смех был не таким напряженным.

— Может быть, ты прав, Саймон. Народ любит сильных и неколебимых командиров, ведь так? — Он фыркнул. — О, Усирис Великодушный, они не могли получить менее подходящего принца. — Он поднял голову и, прищурившись, посмотрел на море палаток. — Да поможет мне Бог, я отвлекся. Где находится пещера, в которой держат пленных?

— Вон там.

Саймон показал на скопление скал внутри внешней границы Сесуад’ры, едва различимое за трепетавшими на ветру палатками. Джошуа свернул, и Саймон последовал за ним, стараясь идти медленно, чтобы хоть как-то облегчить боль от полученных ран.

— Я заблудился, Саймон, и не только в том, чтобы найти дорогу к нашим пленникам. Я попросил, чтобы ты меня сопровождал, потому что хочу задать вопрос.

— Я вас слушаю, — сказал Саймон, которому стало невероятно любопытно: что могло понадобиться от него принцу?

— Я хочу похоронить наших погибших товарищей на этом холме. — Джошуа обвел рукой широкую, заросшую травой вершину Сесуад’ры. — Мне кажется, из тех, кто здесь находится, ты лучше всех знаешь ситхи — по крайней мере, ближе остальных, хотя, вне всякого сомнения, Бинабик и Джелой их изучали. Как ты думаешь, это позволительно? В конце концов, Сесуад’ра принадлежит им.

Саймон на мгновение задумался над его вопросом, прежде чем снова заговорить.

— Вряд ли они будут возражать, хотя не стану утверждать, что когда-либо имел право выступать от их имени, — поспешно добавил он. — В конце концов, Джирики похоронил своего сородича Ан’наи на Урмшейме вместе с Гриммриком. — Дни, проведенные на Драконьей горе, сейчас казались ему такими далекими, словно там находился не он сам, а его дальний родственник. Он потер напряженные мышцы руки, попытавшись прогнать боль. — Но, как я уже сказал, я не могу говорить за них. Я провел с ними… не знаю, несколько месяцев, но все равно даже не надеюсь начать их понимать.

Джошуа с любопытством на него посмотрел.

— Каково это было — жить с ними, Саймон? — спросил он. — И