Шрифт:
Закладка:
Возможно, единственной причиной является древний ритуал иудейского храма, элементы которого потом вплелись в христианские и мусульманские церемонии, связанные с пророчествами о Судном дне. Если это так, то люди вкладывали в Золотые ворота Иерусалима иной смысл. За 3000 лет их открывали только для встреч с божественным. Легенды всех трех религий говорят о том, что камни ворот смещаются и превращаются в портал или преграду – в зависимости от того, кто пытается пройти через них и по какой причине. Иудейские предания и вовсе предупреждают, что, находясь рядом с Золотыми воротами, нельзя быть легкомысленным или беззаботным.
Как бы то ни было, Сулейман окружил Иерусалим мощными фортификационными сооружениями, сохранившимися поныне. Зубчатые стены удались на славу, и при их строительстве была сделана единственная ошибка. По легенде, архитекторы не сумели спроектировать южную стену так, чтобы гробница царя Давида на горе Сион оказалась внутри периметра города. Довольный работой в целом, но разгневанный упущением, Сулейман велел обезглавить архитекторов, а затем похоронить их с почестями у Яффских ворот.
Сулейман также усовершенствовал городскую систему водоснабжения. Были отремонтированы акведуки и бассейны Соломона,[265] в Иерусалиме появились новые сабили (общественные фонтаны), а в 1536 г. заработал древний бассейн Султана, лежащий в нескольких сотнях метров от Сионских ворот в долине Хинном. Иосиф Флавий называл его «змеиным прудом». Во второй половине XIV в. водоем расчистил мамлюкский султан Баркук – с тех пор бассейн ассоциировался сперва с этим монархом, а затем с османским повелителем. Кроме того, Сулейман отремонтировал Харам аш-Шариф, уделив особое внимание Куполу Скалы. Он заказал плитку разных цветов в Изнике – столице османской керамики – для украшения фасада.
По мере того как Иерусалим благоустраивался, его население росло. Поселенцы были в основном мусульманами и христианами, но встречались и евреи, изгнанные из Испании в 1492 г. Город по-прежнему требовалось защищать от бедуинов – иногда под покровом тьмы они пытались взобраться на стены по веревкам. Однако Иерусалим стал гораздо более комфортным и безопасным, чем прежде, и местным жителям нравились иницативы Сулеймана. Еврейский хронист XVI в. Йозеф ха-Коэн, перебравшийся в Палестину из Марокко, писал: «Б-г пробудил дух Сулеймана, царя Румелии[266] и Персии, и он начал строить стены Иерусалима, Святого Города в земле Иудейской. И послал он служителей, которые возвели стены его и поставили ворота его, как в прежние времена, и башни его, как в дни минувшие. И понеслась о нем слава по всей земле, ибо он совершил великое дело. И они [служители] также протянули туннель в город, чтобы люди не жаждали воды. Пусть Б-г вспомнит его [Сулеймана] благосклонно».
Иудеи пишут слово «Бог» через дефис («Б-г»), следуя раввинистической традиции и религиозным правилам, устанавливающим, что имя Бога не должно быть осквернено (например, лист бумаги, на котором оно написано, нельзя разрывать). Дефис же словно десакрализирует имя Бога, превращая его в набор букв, – поэтому неважно, что случится с материалом.
В иудаизме существуют генизы – места хранения священных книг, свитков, молитвенников и других подобных источников. Они пришли в негодность – износились либо стали не нужны, – но их нельзя сжечь или выбросить, поскольку подобный шаг расценивается как святотатство.
Иными словами, Иерусалим процветал. Впрочем, благополучие длилось недолго, ибо Сулеймана сменили менее способные и заинтересованные султаны. Так, при его сыне Селиме II (1566–1574) системы канализации и водоснабжения находились в запущенном состоянии, дороги пришли в негодность, а количество жителей сократилось. Османская администрация не заботилась о развитии города и не желала его обслуживать.
Санджак-беи (губернаторы) усугубляли упадок, вымогая деньги у горожан. Получив должность с помощью взяток, они принимались усиленно возмещать свои затраты и преумножать личное богатство за счет иерусалимцев. Коррупции и всяческим злоупотреблениям способствовал также ильтизам – откуп налогов, практиковавшийся в Османской империи: государство за определенную плату делегировало право сбора налогов частным лицам (откупщикам) – и те завышали денежные суммы и размеры иных материальных благ, взимаемые с народа, поскольку оставляли у себя все, что собиралось сверх государственных требований. Османская администрация выжимала из иерусалимцев все соки, и городское население неуклонно сокращалось. К 1677 г. в Иерусалиме проживало около 15 000 человек, и с середины XVII в. до середины XIX в. он не развивался. Единственным строительным мероприятием за два столетия была реконструкция мечетей на Храмовой горе. В паломнической литературе того периода Иерусалим описывается как город-призрак, депрессивный и грязный, где многие районы лежат в руинах или превратились в пустыри, а дома заброшены и разрушаются.
Политика османской администрации в Палестине привела к тому, что деньги и власть сосредоточились в руках влиятельных местных семей – Нашашиби, Хусейни, Алами, Нусейбе, Джудех и других. Они занимали государственные посты, передавали их от отца к сыну и богатели, пока низшие и средние слои общества, – как мусульмане, так и евреи, – погружались в болото нищеты.
Османы периодически «закручивали гайки», обирая не только простой народ, но и городскую знать. Один из сановников, Мехмед-паша Курд Байрам, назначенный в 1701 г. санджак-беем Иерусалима, Наблуса и Газы, снискал гораздо более дурную славу, нежели его предшественники. Этот губернатор взвинтил налоги, регулярно организовывал карательные экспедиции против бедуинов, жестоко расправлялся с крестьянскими волнениями, изымал имущество должников силой – и так надоел иерусалимцам, что в 1703 г. они подняли восстание Накиб аль-ашраф. Им руководил Мухаммед ибн Мустафа аль-Хусейни – глава (накиб) иерусалимского аль-ашрафа (авторитетных семей, которые являлись шарифами – потомками пророка Мухаммеда). Накиб аль-ашраф занимался их делами: фиксировал рождения и смерти, улаживал ссоры и т. д. Человек, обладавший столь почетным титулом, имел право носить зеленую чалму; он же возглавил первое в империи по-настоящему народное восстание, спровоцированное беззаконием и хаосом, в которые погрузилась Палестина за два века османского присутствия.
К аль-Хусейни примкнули все, кто разочаровался в османах: иерусалимские шарифы и прочая знать, улемы, торговцы, ремесленники, крестьяне из соседних деревень, бедуины… Повстанцев поддержал кади (шариатский судья), которого Мехмед-паша считал напыщенным занудой и своим личным врагом. Кади слыл жадным и продажным, монахи-францисканцы посмеивались над ним, называя «маломудрым», – но он был шурином шейх-уль-ислама,[267] а значит, имел очень хорошие связи в Стамбуле.
Так или иначе, в майскую пятницу 1703 г., после пламенной проповеди кади в мечети Аль-Акса мятежники двинулись к цитадели. Санджак-бей с гарнизоном опять подавлял беспорядки под Наблусом. Воспользовавшись его отсутствием, повстанцы овладели Иерусалимом и освободили узников, лишенных свободы по приказу Мехмеда-паши. Накиб аль-Хусейни стал градоначальником, а горожане провозгласили самоуправление, прекратили платить налоги и отразили несколько атак изгнанного чиновника, пытавшегося вернуть контроль над Иерусалимом.
Минуло два года, прежде чем в Стамбуле обратили внимание на Иерусалим. Столичные сановники были заняты так называемым «инцидентом в Эдирне» (тур. Edirne Vakasi) – восстанием янычар,[268] которое грянуло в 1703 г. на берегах Босфора и завершилось в Эдирне. Оно привело к свержению султана Мустафы II и возведению на престол его младшего брата Ахмеда III. Янычары бунтовали все чаще, в разных регионах вспыхивали волнения – и все это являлось прямым результатом деградации Османской империи, которая, в отличие от XVI в., характеризовалась не централизованной властью, а ослабленной, громоздкой и неэффективной административной системой – со своевольными воинскими подразделениями, алчными губернаторами и наместниками, хищными сборщиками налогов и вечно ссорящимися друг с другом местными лидерами.
Между тем Мехмед-паша, потеряв Иерусалим, вместо позора получил повышение до вали (губернатора) эялета (провинции) Дамаск и удостоился почетного звания амира аль-хаджа (руководителя паломнического каравана, направлявшегося из Дамаска в Мекку). Воспрянув духом, Мехмед-паша поставил на свою прежнюю должность санджак-бея чиновника по имени Аснам-паша и поручил ему отбить Иерусалим. В октябре 1704 г. Аснам-паша с 2000 янычар подошел к городу, но местные жители заперли ворота и отказались пускать нового губернатора. Не имея достаточных сил для штурма, Аснам-паша несколько недель ждал, полагая, что иерусалимцы не готовы к длительной осаде. В конце
