на этом языке шла переписка) сделан вполне вразумительно, все предельно ясно. Упоминаю об этом обстоятельстве только для того, чтобы читатель, заинтересованный и внимательный, чуть позже сравнил этот газетный текст с подлинным, сделанным переводчиком по горячим следам сразу»{961}.

Тут надо сразу оговориться, что Дитерихс упоминает не «Известия», а «Вечерние Советские Известия», которых генерал в руках не держал, а слышал информацию о «переписке» по радио Москва — Будапешт{962}. То, что генерал Дитерихс был вынужден использовать такой сомнительный источник как большевистское радио, понятно: другого у него не было, но вот почему Рябов не удосужился обратиться в архивы и цитировать письма по подлиннику — не понятно. Кстати, никто из исследователей не дает ссылки на эти самые «Советские Вечерние Известия» и весьма сомнительно, существовала ли вообще такая газета.

Таким образом, получается, что приводимое в статье 1989 года письмо является каким-то переводом, сделанным неизвестно с чего, каким-то переводчиком и почему-то в поспешности. Приводимый Рябовым в его книге 1998 года документ мало отличается от образца 1989-го. Он только удобочитаемый. Так, например, когда речь идет о транспортировке Наследника Цесаревича, вместо просто «усыпить», как это было написано в статье 1989 года, появляется: «на время усыпить «маленького» каким-нибудь наркотиком» и т. д.

Зачем Рябову понадобилось приводить этот новый исправленный и подчищенный стилистически текст? Ответ на этот вопрос очевиден. Рябов и целый ряд его единомышленников, точно так же, как и большевики в 1919 году, стараются доказать, что переписка шла между большевиками, с одной стороны, и Императором Николаем II, через одну из Дочерей, с другой. Рябов так и называет «письмо» якобы из Ипатьевского дома: ответом Государя. Буранов и Хрусталев также пишут: «Романовы не замедлили с ответом». А екатеринбургский исследователь Зайцев, потомок русских эмигрантов, считающий себя русским интеллигентом, пишет так: «Письмо было начертано на бумажной пробке бутылки с молоком, и ошалевший (выделено нами. — П. М.) от возможной свободы император пишет ответ»{963}.

Таким образом, мысль Рябова и Зайцева понятна: большевики написали письмо, а «ошалевший» Император на эту провокацию сразу же и купился. Но, прочитав письмо «офицера» в том виде, в каком оно появилось у Рябова в 1989 году, любой мало-мальски думающий человек поймет, что Николай II не мог поверить той абракадабре, какую приводит Рябов. Понятно, что Царь никогда бы не стал вести никакую переписку с человеком, написавшим подобное письмо. В 1989 году, когда подавляющее число советских людей, даже ученых, не имело никакого представления о Царской теме, подобный вариант письма мог бы проскочить, но в 1998 году, в год захоронения так называемых «царских останков», один из их «отрывателей» Рябов понимал, что народ стал более грамотный и в первый вариант письма уже не поверит. Понадобился новый перевод письма «офицера», и он не заставил себя долго ждать. Но Рябов, безусловно, человек неглупый, понимал также, что даже второй вариант «письма» мало убедителен. Об этой неубедительности, как самих писем «офицера», так и так называемых «ответов Романовых» на них, хорошо писал генерал Дитерихс. Дитерихс приводит множество доказательств фальсификации всех писем. Русский офицер не будет обращаться к своему Государю просто на «Вы» без титула, он не будет называть Цесаревича — просто царевичем, он не мог называть Наследника интимным именем «маленький», употребляемого только членами самой Семьи, русский офицер не будет заканчивать свое письмо высокопарными и пустыми словами «о Боге, истории и совести», не предлагая никаких конкретных способов побега. Но еще большее недоумение вызывают так называемые «ответы» Царя. Вот первый из них: «Второе окно от угла, выходящее на площадь, стоит открыто уже два дня и даже по ночам. Окна 7-е и 8-е около главного входа, тоже выходящие на площадь, точно так же всегда открыты. Комната занята комендантом и его помощниками, которые составляют в данный момент внутреннюю охрану. Их 13 человек, вооруженных ружьями, револьверами и бомбами. Ни в одной двери, за исключением нашей, нет ключей. Комендант и его помощники входят к нам, когда хотят. Дежурный делает обход дома ночью 2 раза в час, и мы слышим, как он под нашими окнами бряцает оружием. На балконе стоит один пулемет, а под балконом другой, на случай тревоги. Не забудьте, что с нами будет доктор, горничная и маленький кухонный мальчик. Было бы низко с нашей стороны (хотя они ни в коем случае нас не затруднят) оставить их тут после того, как они добровольно последовали за нами в изгнание. Напротив наших окон по той стороне улицы помещается стража в маленьком домике. Она состоит из 50 человек. Все ключи № 9 находятся у коменданта, который с нами обращается хорошо. Во всяком случае, известите нас, когда представится возможность, и ответьте, можем ли мы взять с собой наших людей. Перед входом всегда стоит автомобиль. От каждого сторожевого поста проведен звонок к коменданту и провода в помещение охраны и другие пункты. Если наши люди останутся, то можно ли быть уверенным, что с ними ничего не случится?».

Здесь мы дадим слово Дитерихсу: «Из окон комнат через забор можно было видеть только узенькую полосу неба. О том, что дом, где жила наружная охрана, был маленький, могли видевшие его, но не Государь, который за заборами ничего не видел. О том, что от сторожевых постов, кроме звонков к коменданту, были проведены провода в помещение охраны и «другие пункты», могли знать их проводившие и дежурившие на постах; но не Государь, которому даже постов не было видно. Никакой сигнализации с проводами для сторожевых постов в действительности и не было, а был проведен только один звонок от часового у парадного входа в переднюю дома Ипатьева.

Вокруг дома Ипатьева стояли часовые от караула и, как отличный службист, Государь никогда не назвал бы их сторожевыми постами, что по уставу имеет совершенно другое значение. Внутренняя охрана помещалась в нижнем этаже, а не в комнате коменданта; в комнате коменданта помещался только помощник, а Авдеев и Юровский утром приходили, а вечером уходили на свои квартиры. Дежурные два раза в час по ночам не обходили, да специальных дежурных и не было. Были разводящие, дежурившие по неделям, разводящие смены каждые 4 часа. О каких ключах и для какой цели говорит Государь и что это за ключ № 9? Сам же Государь говорит, что двери не запираются. А могли Государь забыть, что спасению с Ними подлежат не только Боткин, Демидова