Шрифт:
Закладка:
Переходя к указанию пути для создания церковного единства, докладчик говорит:
— Руководящая роль Синода на Троицком находится в руках монахов. Синод этот существует год. Остановить тихоновское движение он не сумел. Вывести церковь из тупика может лишь белое духовенство. Черное духовенство отрицает социальный прогресс. Только при вынесении всей церковью определенного отношения к экономическим законам социальной революции, которые (экономические законы?!) должны быть поставлены на очередном Поместном Соборе, могут быть нормальные взаимоотношения между государством и церковью.
В прениях по докладу выступают сторонники старотихоновского направления и сектанты.
Гражданин Трифонов — тихоновец — заявил, что все церковные группы «перепутались». Выступавшие сектанты констатировали, что русская Церковь идет к гибели. У церкви есть свои приемы, — говорили старотихоновцы, — и пока есть молитва — церковь жива.
Свою неприязнь к «Живой Церкви» они объясняли отсутствием чувства доверия и симпатии.
Выступил и известный среди церковного и сектантского мира И.М.Трегубов, который, между прочим, в своей речи отметил, что Тихон в беседе с ним сказал, что между ним и Красницким нет деловых взаимоотношений». (Известия, 1924, 21 сентября, № 210, с. 5.)
Одновременно началось «бегство мышей с тонущего корабля»: почтенные протоиереи, профессора богословия — сторонники Красницкого покидали его один за другим. Через неделю в его группе осталось 5 человек. Большинство живоцерковников бросилось к обновленческой церкви. «19 мая 1924 г. б. патриарх Тихон (теперь он опять стал «бывшим») включил меня в состав организуемого им по положению 1917–18 гг. Высшего Церковного Совета представителем от мирян, — писал проф. В.Бело-ликов. — Наблюдая за деятельностью патриарха Тихона в течение трех с половиной месяцев, я пришел к непреклонному убеждению, что он не может отказаться от самодержавно-монархического управления в Русской Церкви, вопреки положению Собора 1917–18 гг., что, составив и утвердив список Синода и Высшего Церковного Совета, каковой был опубликован в «Известиях» 1 июня 1924 г., он в течение трех с половиной месяцев не может по неизвестным причинам открыть деятельность этих учреждений или, по крайней мере, дать объективное объяснение этому. Что патриаршие круги как в Москве, так в особенности в провинции, настраивают широкие массы в том, что будто бы указанные выше учреждения и не будут функционировать, потому что патриарх-де отказывается от них, что, следовательно, и Тихону, несмотря на его высокое положение, доверять особенно нельзя, — я настоящим заявляю, что выхожу из состава Высшего Церковного Совета и никакой работы вместе с Тихоном вести не буду. Вместе с тем заявляю, что, стоя всецело на платформе Собора 1923 г. и будучи идейным обновленцем, я считаю, что Священный Синод Российской Православной Церкви является единственно каноническим органом церковного управления, как по соборному избранию своему, так и по соборному составу». (Известия, 1924, 5/18 сентября, № 214.)
«Если бы патриарху тогда не отсоветовали принять Красницкого, раскола, может быть, и не было бы», — сказал в разговоре со мной Н.Ф.Колчицкий летом 1943 года.
Действительно не было бы?
Нет, был бы. Был бы, потому что настоящей причиной раскола была бы не борьба за власть, не те или иные личности, стоящие у кормила церкви, а этические принципы.
Народ русский бесконечно мягок и долготерпелив, он может простить и прощает многое. Не простил он одного: грязных методов — предательства и вероломства.
«Всякий грех простит Господь, но иудов грех не прощается!» Печальной иллюстрацией Божественного Правосудия является дальнейшая жизнь Красницкого, о которой кратко расскажем здесь.
После прибытия в Ленинград о. Владимир вновь водворился в Князь-Владимирском соборе. Храм посещался так мало, что Красницкому пришлось обходиться без диакона и даже без псаломщика (Шестопсалмие читали прихожане); ввиду отсутствия отопления Красницкий должен был оборудовать под богослужение подсобное помещение. В соборе служили только по воскресеньям.
К чести Красницкого надо сказать, что он никогда не прекращал проповеди: три раза в неделю в пономарке после вечерни устанавливались скамьи, сам Красницкий садился за небольшой столик. Начиналась духовная беседа (нечто вроде урока Закона Божия). Беседы всегда были интересными и насыщенными материалом. После беседы Красницкий всегда охотно отвечал на вопросы.
Для «кормления» Красницкому была дана часовня у Гостиного двора которая посещалась многочисленными богомольцами (при ней было два монаха), и Серафимовское кладбище в Новой деревне. Эти три храма (Князь-Владимирский собор, Серафимовское кладбище и Спасская часовня) считались принадлежащими к группе «Живая Церковь». Изредка в соборе служил архиепископ Иоанн Альбинский, получавший от Красницкого 200 рублей в месяц.
В 1925 году Красницкий принял участие в редактировании «Переписки Николая и Александры Романовых». Красницкий составил указатель имен лиц духовного звания, упоминавшихся в переписке, с их краткой биографией.
В 1926 году Красницкого постиг новый удар: ввиду аварийного состояния (храм не ремонтировался с 1914 года) был закрыт Князь-Владимирский собор (вскоре он был передан староцерковникам). В распоряжение Красницкого был передан небольшой храм св. Иоанна Милостивого по Геслеровской улице (раньше это была церковь при богадельне).
Водворение там Красницкого ознаменовалось грандиозным скандалом: народ упорно не допускал Красницкого в храм: его выталкивали из церкви, выволакивали за полы. Не обошлось без вмешательства милиции. Он служил в этом храме в течение 4 лет, а в 1931 году храм также пришел в аварийное состояние и был закрыт (в церкви рухнул потолок). Одновременно была закрыта Спасская часовня на Невском проспекте (в это время власти перестали делать особое различие между церковными течениями).
Последние пять лет своей жизни Владимир Димитриевич провел в качестве единственного священника на Серафимовском кладбище. Каждый день в 6 часов утра он отправлялся на кладбище, служил литургию, а затем в епитрахили, с книжкой в руках, усаживался за ящик (а летом — на кладбищенском дворе) и ждал приглашений на «могилки» — служить панихиды.
Он охотно беседовал в это время с