в «Военно-морском флоте Британии» писал: «Крымская война застала нас, когда главные силы нашего флота все еще состояли из судов с полным парусным вооружением. Из британских линейных кораблей, занятых в обстреле Севастополя 17 октября 1854 года, только два были оснащены гребными винтами. Акция не пошла на пользу никому. Парусники, которые выводились на позицию маленькими колесными и винтовыми пароходиками, на что ушло чрезвычайно много времени, обстреливали вражеские батареи с очень большого расстояния и нанесли совсем не большой ущерб, зато сильно пострадали сами. Но два парохода с гребными винтами вступили в бой намного быстрее, с большим достоинством, и вели огонь с более близкого расстояния. …В других местах маленькие пароходы показали себя очень хорошо. В Одессе в апреле 1854 года, к примеру, пять колесных пароходов, отчаянно дымя, сумели ускользнуть от пушек противника, а сами нанесли большой ущерб портовым сооружениям. Впрочем, ни один из наших кораблей не добился выдающегося успеха, потому что война достигла одного из тех исторических моментов, когда наступление (в виде новых пушек) временно обогнало оборону. Однако можно с уверенностью утверждать, что к концу конфликта паровой двигатель уже устанавливался на кораблях, как нечто само собой разумеющееся».

Крымская война, в которой Британия и Франция оказались союзниками, была вызвана разными причинами, но все они были связаны с нежеланием западных держав пускать русских на Средиземное море. Хотя действие развивалось на далеком «придатке» Средиземного моря – Черном море, главные усилия были направлены на то, чтобы удержать Дарданеллы, Босфор и Константинополь в дружественных руках. Начало русским интересам на Средиземном море положил Петр Великий (1672–1725), создатель российского военного флота, который первым стал проводить политику экспансии в направлении Константинополя. Царь Николай I также «положил глаз» на Мальту, а его предшественник Павел I помогал финансировать орден Святого Иоанна до его разгрома Наполеоном и стал Великим магистром ордена в изгнании.

Далекий конфликт в Крыму с огромными потерями обеих сторон, вызванных неэффективностью, болезнями и суровостью русской зимы, был во всех смыслах этого слова далеким от жизни Средиземноморья. Но и в нем была доказана важность господства на море. Э. У. Шеппард и Ф. Дж. Хадлстон в энциклопедии «Британика» подвели итоги следующим образом: «Что касается военного искусства, Крымскую войну можно вспомнить только как самую плохо организованную военную кампанию в английской истории и пример трудностей и опасностей коалиционной войны. Но с более широкой точки зрения ее можно считать весьма достойным ратным подвигом союзников. Экспедиционные силы, никогда не превышавшие 200 000 человек, состоявшие из солдат разных национальностей и находившиеся под командованием обособленных, имевших разногласия и некомпетентных лидеров, все же сумели ступить на территорию противника, превосходящего их во всех отношениях. Они даже отобрали у него крепость, жизненно важную для продолжения выбранной им политики, и нанесли ему существенные потери. История не дает более наглядных примеров возможностей и эффективности армий, основанных на морской силе…»

Одна польза, полученная в результате этой войны, – медицинская реформа, начало которой положила Флоренс Найтингейл. Эта реформа затронула не только Англию. Усовершенствования, предложенные этой женщиной, были скопированы многими другими странами по всей Европе. Другой прогресс, ставший результатом Крымской войны, – внедрение электрического кабеля. Сначала его использовали для передачи сообщений из полевых штабов англичан и французов в столицы. Изобретение сократило время доставки корреспонденции с десяти дней до двадцати четырех часов. Позже, получив коммерческое развитие, электрический кабель положил конец изоляции далеких островов и оставался первостепенно важным для связи между разными концами моря до появления радио.

Крымская война возвестила о конце эры линейных кораблей, которые, хотя и продолжали существовать до конца столетия, быстро вытеснялись пароходами. Весла уступили парусам, а паруса – пару, а к 1870 году и дерево оказалось вытесненным железом. Тем не менее многие маленькие торговые суда на Средиземноморье оставались деревянными парусниками до второй половины XX века. Только с появлением после Второй мировой войны небольших, но эффективных дизельных двигателей паруса наконец исчезли, но только для того, чтобы сразу появиться на десятках тысяч личных яхт, владельцы которых обнаружили, что сочетание паруса и дизельного двигателя – идеальное решение для навигации на Средиземном море.

Еще одна перемена в войне на море, имевшая место в этом столетии, – переход от гладкоствольной пушки, стреляющей цельными ядрами, к нарезному орудию, стреляющему разрывными снарядами. Это воистину революционизировало морские сражения, поскольку теперь цель заключалась не в том, чтобы вывести корабль борт о борт с кораблем противника, как это было во времена Нельсона. Его можно было начать обстреливать с далекого расстояния. В 1855 году сэр Уильям Армстронг создал революционное и в высшей степени эффективное орудие, ставшее отцом всех последующих корабельных пушек. Оно имело многонарезной ствол и стреляло снарядами продолговатой формы. Его кожух был усилен весьма изобретательным способом и имел высокую прочность. Еще одним шагом вперед было то, что орудие заряжалось с казенной части, что позволяло существенно увеличить темп стрельбы. Хотя орудие Армстронга не было приспособлено для войны на море до 1880-х годов, оно стало предком всего многообразия орудий, которые использовались на Средиземноморье в ходе мировых войн XX столетия.

Пока эти события происходили на море, ситуация на суше тоже менялась. Разрушения, оставленные великим ураганом, родившимся в революционной Франции, затронули не только гористые, серебристые от олив земли Греции. Еще до падения реставрированной монархии во Франции, в Италии вспыхнуло пламя восстания против иноземных оккупантов. На севере Габсбурги правили большинством территорий, а на юге Бурбоны создали коррумпированное и неэффективное правительство в королевствах Неаполя и Сицилии. Пусть Наполеон потерпел неудачу, но в годы, когда он и его ставленники правили Италией, у людей было ощущение стабильности и просвещения, которого страна не знала после падения Рима.

На запад, на испанский полуостров, после разгрома Наполеона вернулся другой Бурбон. Обе заморские империи – и испанская, и португальская – в долгосрочной перспективе были обречены, и с их крахом жизнь в метрополиях стала хуже. Застой, банкротства, революции и неудачные восстания, возвращение тираний, тщетные и совершенно неэффективные попытки спастись и возродить славное прошлое – все это стало частью жизни обитателей Иберийского полуострова в следующем столетии.

Создавалось впечатление, что западная сухопутная часть Средиземноморья поражена какой-то инфекцией, завезенной из-за моря, болезнью, от которой не было местного лекарства. Португалия, первой открывшая путь в Атлантику, и Испания, нажившаяся на этом «изобретении», – это страны, которые из-за неэффективного правительства и репрессивного характера их церкви (а значит, и образования) не могли соответствовать требованиям века быстрых перемен. Англия лишилась своих американских колоний, но нашла другие и получила большую выгоду, став творцом промышленной революции. У