моей собственной точки зрения, меня всегда больше, чем техника, интересовала история, которую рассказывает картина, и то, как она воздействует на человеческие ощущения.

Поэтому я собрал несколько картин. По большей части это оригиналы. В некоторых случаях – копии. Художники здесь, как известно, работают на государство, но я получил разрешение от властей, чтобы в некоторых случаях сделать дубликаты оригиналов, выполненные теми же художниками. Моей целью было собрать ряд картин, которые более или менее охватывали бы различные области жизни и деятельности страны: народ, солдаты, революционное движение, строительство великих заводов и жизнь в отдаленных уголках России.

Мне пришла в голову мысль, что университету Висконсина было бы интересно иметь такую коллекцию, и я рассматривал возможность передачи ее в дар.

Хотя коллекция картин и содержит некоторые исключительно прекрасные работы, она не может, с точки зрения искусства, считаться одной из самых важных, но вместе с тем она интересна и познавательна.

А вот все иконы относятся к высшему типу данного вида живописи. Они исключительны и весьма уникальны… Они отобраны ведущими техническими экспертами по иконам, связанными с советским правительством и, в частности, с Третьяковской галереей. Они охватывают лучшие типы икон различных периодов».

Выдержки из официального объявления губернатора Ла Фоллетта о принятии коллекции 20 мая 1937 года:

«Передача послом Дэвисом своей коллекции в дар университету – великодушный и щедрый поступок. Это выдающийся художественный вклад в развитие университета, который будет особенно цениться благодаря дарителю».

9

Ниже приводится выдержка из письма президенту, датированного 4 февраля 1937 года:

«Во время послеобеденных перерывов, с 4 до 6 часов дня, я заходил в различные учреждения, магазины и т. п.; и в каждом месте собирались группы от 20 до 60 человек, перед которыми выступал какой-нибудь человек, описывающий судебный процесс и злодеяния обвиняемых. Такое, как мне сообщили, происходило по всей стране, а радио работало без перерыва. Их политическая и пропагандистская организация проникает буквально в каждый уголок. Самая низшая единица, называемая „ячейкой“, состоит из трех членов партии, которым поручена организация их конкретного подразделения. Если бы сюда приехал Джим Фарли, то мог бы почерпнуть немало полезных советов».

10

Моя величайшая вина (лат.).

11

Название происходит от начальных слов приказа судьи «Habeas corpus ad subjiciendum» – «Ты обязан доставить человека в суд». Предписание хабеас корпус приказывает тем, кто содержит заключенного, привести его к судье, чтобы суд мог проверить правовые основания его содержания под стражей.

12

Великая хартия вольностей.

13

В письме своему другу Артуру Кроку я не написал, что собираюсь в неофициальной обстановке обсудить этот вопрос кое с кем из советского правительства, потому что не был уверен в правильности такого шага.

Как обычно, большую помощь оказал Хендерсон. Я обсудил с ним этот вопрос, и он, похоже, счел, что с дипломатической точки зрения не будет таким уж неуместным, если я обсужу такого рода личный вопрос с соответствующими должностными лицами и если четко обозначу, что делаю это не в своем официальном качестве. И вот я встретился с президентом Калининым, премьером Молотовым и министром иностранных дел Литвиновым. «Очевидно, – сказал я, – целью дипломатического представительства в Соединенных Штатах и в Москве является содействие дружественным отношениям и лучшему взаимопониманию». Поэтому я взял на себя смелость лично и совершенно неофициально предложить им серьезно рассмотреть вопрос о Ромме. Я подробно остановился на способностях, высоком характере, положении и позиции американских журналистов и на том, что это не может не оказать благотворного влияния на общественное мнение в Соединенных Штатах, если советское правительство сможет учесть их мнение относительно верности Ромма своему правительству в том, что касается его поведения в Вашингтоне. Вполне уместно, что свидетельства такого рода должны быть рассмотрены в связи с вопросом о виновности Ромма. Предложение было воспринято со всей учтивостью. Молотов заявил, что ценит мои добрые намерения и приветствует высказанные предложения. С другой стороны, сказал он, к сожалению, «господа журналисты» в Вашингтоне не в курсе всех фактов. Поэтому он надеется, что свои окончательные суждения они отложат до тех пор, пока не будут вскрыты все факты. Его правительство не может брать на себя никаких обязательств до тех пор, пока вся ситуация не будет тщательно изучена. Если, однако, останутся сомнения, они с большим вниманием отнесутся к заявлениям американских журналистов в Вашингтоне. Я уехал с ощущением, что если что-то еще можно сделать, то это обязательно будет сделано. Конечно, бедняга Ромм не оставил себе шансов после того, как закончил давать показания в открытом суде.

В любом случае он не был предан публичному суду, и мне сообщили, что его отправили на работу в глубинку. Когда позже я беседовал об этом деле с послом Уманским, тот сказал, что именно акция американских газетчиков спасла ему жизнь, поскольку «сведения о деятельности Ромма весьма невеселые».

14

В последующем обсуждении этого «атропинового» отчета другой дипломат из соседней страны заявил, что не стал бы верить этой истории в силу ее предвзятости и враждебности. Он сослался на описание Брюсом Локкартом препарата («британский агент»), который получал, когда был арестован по подозрению в причастности к покушению на Ленина, а также привел заявления об отрицании принудительных мер третьей степени со стороны обвиняемых на процессах о государственной измене. Тем не менее ради той ценности, которую оно может представлять, вот это заявление.

Советское правительство опубликовало английские переводы материалов этих двух судебных процессов о «чистках», на которых я присутствовал. С согласия Министерства иностранных дел я смог приобрести пятьдесят или шестьдесят дубликатов каждого из них, которые послал различным друзьям в Соединенных Штатах. Возможно, читателю будет интересно узнать, что два весьма известных юриста, один из которых был помощником генерального прокурора при администрации президента Вильсона, достопочтенный Чарльз Уоррен, автор недавней книги о Верховном суде США, а другой – достопочтенный Сет В. Ричардсон, помощник генерального прокурора при администрации Гувера, сказали мне, что с интересом ознакомились с материалами процесса и что каждый из них пришел к выводу, что, по их мнению, представленные доказательства не предполагали никакого другого приговора, кроме обвинительного.

15

В деле Бухарина, год спустя, одной из самых необычных особенностей процесса было заключительное выступление – «последнее слово» Бухарина. Он обсуждал упомянутые признания. Во время последнего процесса он прочитал книгу Фейхтвангера, которую нашел в тюремной библиотеке, и последовательно разбирал различные объяснения