её ногам, стал их обнимать, невзирая на заметно мешающие ему наручники. Он расплакался и начал умолять её о прощении, в результате чего Рене тоже начала рыдать. Она сказала, что попробует простить его, если он назовёт имя Стрелка, она сказала, что от этого зависит жизнь сестры её лучшей подруги Астрид, но в течение пятнадцати минут Стэнли только рыдал и молил о прощении, просил его вытащить из этого дерьма и ничего толкового явно не собирался говорить. Когда Рене, измождённая этой пьесой едва ли не до потери пульса, начала уходить, сквозь слёзы сказав, что она могла бы простить его, если бы он спас Терезу, если бы назвал имя Стрелка, Ламберт упал на пол и с диким воплем смертельно раненного зверя стал кататься по нему. В итоге Рене не выдержала этой сцены и, как только вышла из допросной комнаты, наполненной нечеловеческими стенаниями, свалилась в обморок. Имени Стрелка Стэнли Ламберт не назвал даже при условии получения прощения со стороны женщины, которую он, очевидно, любил или думал, что любит, первую половину жизни которой он обрёк на сладкую ложь, а вторую на горькое послевкусие в виде неизлечимых страданий. Кого человек может покрывать внося за своё покровительство столь высокую цену? Кого он может настолько бояться?..

Наступила полночь. Тереза Холт к концу дня так и не вышла на связь со своей сестрой, с которой обещала связаться в оставленной ей записке. Шансы найти её живой и невредимой продолжали таять так же стремительно, как мои шансы выйти сухой из воды после окончания этого дела. Общее положение дел – хреновее просто некуда.

Глава 50.

Пейтон Пайк.

10 октября. Ночь.

Время отсутствия Терезы Холт: 21 час.

Ночь ввела расследование в сомнамбулическое состояние: загнанные по домам темнотой и октябрьским холодом добровольцы и сотрудники полиции должны были перевести дух, чтобы ещё до рассвета начать действовать с новыми силами, но большинство из нас не могло позволить себе такой роскоши, как полноценный сон. Одна только мысль о том, что где-то там, спрятанная под плотным, холодным покровом ночи мучается, а может быть и умирает Тереза Холт, заставляла меня подпрыгивать на месте, словно я сидела не на мягком диване, а на игольнице, утыканной острыми концами игл. Худшей ночи я в своей жизни не припомню.

В течение прошедшего дня я так и не забрала свою машину от бара Астрид, прекрасно справляясь при помощи водительских услуг, любезно предоставляемых мне Арнольдом, так что когда стало ясно, что в участке нам больше делать нечего, а до старта следующего витка поисков Терезы по-любому придётся провести несколько часов в состоянии выжидания, я без сопротивлений приняла предложение Арнольда подвезти меня до дома. Вот только я не подозревала, что под этим предложением предполагалось посещение его квадратных метров, а не моих.

Квартиру Арнольд снимал рядом с центром города, на десятом этаже новой пятнадцатиэтажки. Его жильё было просторным и уютным, хотя и мало обставленным. В квартире помимо гостиной имелись: одна спальная комната, совмещенный санузел и совмещенная с гостиной кухня. Для холостяка этих квадратов, возможно, было даже многовато, но я уже знала, что помимо солидной зарплаты Рид имеет дополнительный доход со сдачи своей трехкомнатной квартиры в Лексингтоне, так что больше не удивлялась тому, что он предпочитал платить дополнительные деньги за комфорт и, к примеру, за качественное питание, нежели прятать валютные излишки по заначкам.

По-быстрому утолив голод рисом с отварной курицей, салатом из помидоров и желтого перца, и чаем с овсяным печеньем, мы отправились в гостиную. Я села на диван, Арнольд же разместился напротив в глубоком кресле, которое как и диван было обтянуто бежевым кожзамом. Удобно устроившись, мы принялись ещё раз изучать содержимое тайной папки Ламберта, внимательно рассматривая копии, так как саму папку пришлось отдать на экспертизу. То, что случилось с Рене Ламберт, было ужасно, но на самом деле всё было гораздо хуже. Рене была не единственной пострадавшей. И ещё она не была ни первой, ни последней жертвой Ламберта. Но если с записями по Рене всё было доходчиво просто, тогда с записями по другим жертвам имелись серьёзные проблемы.

Итак, в папке Стэнли Ламберта было шесть листов формата А4 – одной жертве посвящался один лист. Из них Рене было посвящено целых три листа – на каждую подстроенную Ламбертом беременность по одному листу. Итого у нас оставалось ещё три листа. С одним из листов всё было так же прозрачно, как с листами, посвящёнными Рене. Речь шла о подмене младенцев: двадцать шесть лет назад Ламберт подменил в родильном отделении новорождённых девочек. Ни в этом случае, ни в случае с Рене мы всё ещё не видели очевидных мотивов, но мы на этом не зацикливались, понимая, что с мотивами у нас ещё будет время разобраться по ходу следствия. Сейчас нас интересовали личности пострадавших. С Рене, как и с двадцатишестилетними подменышами было всё прозрачно, потому как Ламберт записал все их данные, вплоть до имён их родителей. Братья Джексон подсуетились и быстро установили для нас личности подменённых младенцев: ими оказались Оливия Фейбер и Джованна Шейн. Оба имени показались мне знакомыми, но только когда я увидела фотографии этих девушек, я поняла, в чём причина вызванного в моём подсознании отклика дежавю: обоих я знала со стороны. Оливия Фейбер была фитнес-тренером, я видела её в тренажёрном зале в компании с её накаченным парнем, тоже тренером, кажется его звали Брэд. Но запомнила я её не потому, что изредка посещала тренажёрный зал, в котором она работала – чаще я отдавала предпочтение более крупному залу – а потому, что в последнее время я часто замечала её в компании Терезы Холт. Она засветилась даже на одной из фотографий Коннора Трэшера, когда тот фокусировал объектив на Терезе: на том фото Тереза, в компании с этой длинноногой блондинкой и сестрой Рене, покидала теннисный корт. Итак, я косвенно знала одного подменыша, но кем была вторая? Меня терзали смутные сомнения, когда я услышала фамилию Шейн, но их развеяло подтверждение, пришедшее от братьев Джексон. Джованна Шейн не была кровной родственницей Рины Шейн, убитой Стрелком пять лет назад лучшей подруги Терезы. Она была женой старшего брата Рины. Судя по социальным сетям этих двух совершенно разных девушек, ни у одной, ни у второй больше не имелось ни братьев, ни сестёр, а вот на своих родителей они не были похожи ни капли. Зато они были похожи