стоит нанять комнату на час, — он присмотрелся к ней внимательней, — или на два?

Корчмарь кашлянул значительно и сказал:

— Мысса милая, но ожидает от клиентов достаточной щедрости, господин лейтенант. Мне дать ей знать, что вы хотели бы быть первым?

Первым. Это слово подействовало, как ведро холодной воды. Он вдруг представил себе, как выходит из комнаты, обходя стоящую у дверей очередь ерзающих мужиков. Почувствовал себя не в своей тарелке, а из глубины сознания всплыло слово-щит.

— Обязанности, хозяин. Офицеру надобно проследить за слишком многим, чтобы позволить себе расслабляться. — И решил сменить тему: — Как подготовка к празднику? Я имею в виду всю долину.

— Как и всякий год: войты сел загоняют выбранную скотинку на пастбища, молодые готовят посохи и палицы, старики рассказывают, как они веселились в былые годы, и чем больше времени прошло, тем больше в рассказах геройства. Все готовятся к трем дням налетов, краж, нападений, пьянства и славной забавы.

— У каких-то родов есть особые счеты?

— Дривки как всегда держатся с фер-Леверами против Касорнов и Нертивесов, клан старого Гверра традиционно стоит в стороне, хотя не ясно, как оно будет на этот раз, потому как его средний сын вошел в род жены, кан-Мэаз, а те, говорят, сблизились с Тивуннами, которые должны денежек старому фер-Леверу, а потому, полагаю, не захотят его злить. В свою очередь, совет села Севены решил, что не будет делиться на роды и кланы, но выступит как одно целое — что ж, поглядим, в прошлом году им не удалось, потому что молодой Фетас, тот, что от матери Ксесары, сразу подрался с братьями лхе-Гродэ. А потому теперь там всем приказали выложить немалые деньги, и тот, кто нарушит мир, их потеряет, но насколько я знаю тамошних горцев, несколько без колебаний махнет на серебро, только бы отыграться на нелюбимых соседях. Девушки из Нижнего Веса вроде бы и в прошлом году соединяли силы, чтобы утереть нос тем, из Верхнего. Зато Кеверан-лаг-Мавенн собирает всех молодых с южных склонов и…

Потекла река фамилий, родов, коалиций, уз крови, дружбы до смерти, что длилась до первой обиды, и кровавых вендетт, что забывались за несколькими кружками. Казалось, местные не станут скучать, хотя для такого числа союзов и контрсоюзов число смертельных случаев было удивительно низким. За последние десять лет здесь всего-то пару трупов нашли, да и те скорее пали жертвой несчастных случаев, а не жажды убийства. Семьи убийц заплатили виру, а сами преступники исчезли в горах. Обитатели долины любили ругаться, спорить и мутузить друг друга по мордам, но схватку не на жизнь, а на смерть полагали слишком серьезным делом, чтобы прибегать к ней без по-настоящему серьезной причины. Они были вессирцами по плоти и крови.

Лейтенант давно перестал уже слушать корчмаря, заливающего его потоком имен, родов, кланов, коалиций, договоров, локальных союзов, связей и альянсов. В сравнении с ними политика и интриги императорского двора казались простыми, словно детская головоломка.

За ближайшим столом возникло движение — это Берг встал, ослабил пояс, отрыгнул в кулак и поднял кружку.

— Тост, — крикнул он. — Выпьем за долину Маверс и Луну Похитителя Коз, которая засветит над нею в четыреста двадцать восьмой раз.

Несколько десятков кружек вознеслось вверх. Корчмарь, зудящий над ухом Кеннета, замолчал и выпрямился.

— Простите, десятник, но вы ошибаетесь: в этот год луна будет светить в четыреста двадцать шестой раз.

— Неужели? — Сержант скривил заросшее щетиной лицо. — Мне казалось, что зараза была в пятьсот сорок четвертом. Согласно старому календарю.

Встал еще один из солдат.

— Точно сорок четвертый, в песни же говорится: «И долина Маверс утратила свои стада вместе с первым лаем Лысого Пса».

Корчмарь кивнул:

— Так поют в Кенвене и в Лад Наве. И до какой-то степени они правы. Хроникеры долины записали, что с началом декады Лысого Пса девять из десяти коз и восемь из десяти овец в долине отошли в небытие, что привело к яростным спорам всех родов об уцелевших животных. Два года по всей долине нападали на стада, чтобы своровать тельных овец, а пастухи начали ходить вооруженными словно для битвы. Бывало, что стадо из пяти овец и трех коз стерегла половина села. Подозрения накалялись, Империя тогда еще не добралась до нашей долины, а потому здешние в большинстве своем жили с разведения коз на мясо и овец — на шерсть. Другие долины, услышав о заразе, не хотели иметь с нами дела, чтобы часом не занести к себе болезнь. Непросто было добывать новых животных, даром тогда ничего никто человеку не давал, совсем иначе, чем ныне… — хозяин иронично улыбнулся. — Каждое животное было на вес золота. В ход шли уже не палицы и посохи, а топоры и копья, полилась кровь, пали первые трупы, кто-то подпустил красного петуха. Худо все оборачивалось…

Корчмарь закончил драматическим вздохом. Многое указывало на то, что он перепутал призвание. Надо было ему стать странствующим бардом.

— Весной третьего года Лысого Пса собрался совет сёл, все старейшие и мудрейшие жители долины. Совещались пять дней и ночей — и досовещались. Приказали собрать всех уцелевших плодных животных в одно стадо, которое на десять лет станет собственностью всей долины. Это позволило оставшейся скотине быстрее размножиться. Позже стадо должны были разделить согласно вкладу каждого. Чтобы успокоить горячие головы и дать какое-то занятие молодым, было решено, что в последнюю полную луну весны роды и кланы будут соревноваться в похищении у соседей коз и овец, но без права удерживать украденных ярок. Так через два года после потери стад родилась традиция Луны Похитителя Коз, и потому мы нынче отмечаем ее в четыреста двадцать шестой раз.

Корчмарь поклонился, словно бард, ожидающий аплодисментов.

Несколько стражников явно желали поспорить о датах, один или два начали уже подниматься. Кеннет поблагодарил хозяина за рассказ и поднял кружку.

— За четыреста двадцать шестую Луну Похитителя Коз, — сказал он с нажимом, утихомиривая все нарождающиеся протесты.

Луна Похитителя Коз была праздником местным, сперва охватывавшим только долину Маверс, чтобы позже укорениться в нескольких соседних, там, куда добирались через семейные союзы ее обитатели. Правила были простыми. Три ночи от последнего весеннего полнолуния можно было безнаказанно воровать стада соседей: красть животных как с пастбищ, так и из сараев и загонов. Но оставить себе их никто не мог. Хозяин получал все назад, уплатив вору традиционную десятину, то есть выкуп в размере десятой части стоимости животного. В случае одной старой козы хватало и фляжки водки с кольцом колбасы, но если удавалось украсть стадо, насчитывающее