Шрифт:
Закладка:
Жан отвечал тихо, глухим голосом:
— Вы заодно с Клер! Я, знаете, так и не простил ей того, как быстро она вышла за вашего брата. Это камнем лежало у меня на сердце. А теперь она все разрушила. У меня больше нет ни семьи, ни дома, и всю жизнь я просижу в четырех стенах, если только не сдохну раньше в Кайенне… Знаете, что меня больше всего мучит, мэтр Жиро? В эту пору я обычно выжимаю сок из яблок последнего урожая, самых спелых, с кислинкой, со сморщенной кожурой. И мой сидр… Кто проследит за брожением, разольет его по бутылкам? А ведь у меня масса клиентов. Несколько постоялых дворов, до самого побережья, сделали заказ загодя. Какие мы с Жермен вечерами на этот сидр строили планы! Там у меня был дом, была земля. Я пахал как вол, и мне это нравилось. У меня была хорошая жизнь — правильная и с кучей радостей. А вот Жермен… Она сейчас лежит в земле, и нерожденный малыш с нею. Мой сидр испортится… Пожалуйста, окажите мне услугу: скажите Клер Руа, чтобы посидела в коридоре, когда суд будет оглашать приговор. Если я ее еще раз увижу, то плюну ей в лицо!
Если поначалу злобное упорство клиента Бертрана просто огорчало, то теперь он взорвался. Ему претила любая несправедливость.
— Вход в зал заседаний сегодня свободен для всех! Если Клер хочет присутствовать, я ей мешать не стану. И что было бы с вашей дочкой, если бы не она? Мсье Дрюжон не бросил бы ее, согласен, но в его годы трудно дать ребенку всю ту любовь, в которой он так нуждается, не говоря уже о заботе!
Жан поморщился. Бертран махнул на него рукой. Выходя, он буркнул:
— Клер не заслуживает такого отношения! Вы хотя бы допустили, что ошибаетесь на ее счет.
Оставшись один, Жан впал в самое черное отчаяние. Он тяжело переживал утрату Жермен и разлуку с дочкой, а тут еще ненависть рисовала картины, на которых Клер радуется, что так ловко заманила его в ловушку. В голове у него все перемешалось, и былая возлюбленная рисовалась существом лицемерным, алчным и жестоким. Внутренний голос нашептывал, что и он обманывал, юлил, но ему доставляло какую-то извращенную радость топтать, чернить остатки страсти, которые он к ней испытывал. В самом сердце этой внутренней бури вдруг забрезжил лучик света. Кто-то тоненьким голоском звал его: «Папа!»
— Фостин! Доченька! — простонал Жан.
Он уставился на подвальное окошко, забранное решеткой. Кусочек неба, крыши домов…
Он уставился на подвальное окошко, забранное решеткой. Кусочек неба, крыши домов… Он пообещал себе, что обязательно разыщет дочь и даст ей все то счастье, какого сам не знал ребенком. И эту клятву не забыть, от нее не отказаться…
* * *
Фостин сидела у Клер на коленях. Молодая женщина не сводила глаз с циферблата красивых бронзовых настенных часов, украшенных фигурками танцовщицы и окружавших ее ангелочков. До начала заседания оставался ровно час. Они сидели все вместе в столовой Бертий. Базиль с Леоном громко обсуждали ход судебного разбирательства.
На стол подавал Гийом: салат из красной капусты, сваренные вкрутую яйца и ломти запеченного паштета. Все это было куплено рано утром в ближайшей колбасной лавке.
— Мы успеем вернуться на площадь Мюрье? — беспокоилась Клер. — Хоть бы все это скорее закончилось! Надеюсь, судья проявит милосердие.
— Не думай об этом, — отвечала кузина. — Наверняка приговор будет мягкий, вот увидишь! Будем надеяться на чудо!
— Чудо! — воскликнул ее муж. — Только не в этом случае. Наше правосудие принципиально не делает никому подарков. И потом, говорите что хотите, но Жан убил человека!
— Гийом! — одернула его Бертий. — Ты меня раздражаешь! Ты ведь слышал, что говорил Жан. В деле есть смягчающие обстоятельства. И Бертран еще не сказал свое последнее слово. Он выступит перед вынесением приговора.
Леон озабоченно кивал. В этом богатом, хоть и очень маленьком жилище ему было некомфортно. Он не решался закурить. Базиль буркнул, выпив бокал белого вина:
— Дюбрёй с судьей приятели. Так сказал Жиро, когда мы выходили из зала.
Так что я ничего хорошего не жду. Эта парочка сговорилась погубить нашего Жана!
Клер отметила про себя, что старик отмалчивался с самого утра. И причина понятна — устал, расстроен. Так что эта тирада ее не обрадовала, но она все равно сказала:
— Такие волнения тебе не на пользу, Базиль! И ты много ходил пешком. Обещай, что поедешь к суду на фиакре!
— Нет. Мне надо куда-то потратить силы, не такой уж я дряхлый, — пробурчал он в ответ. — Послушать тебя, так мне и с постели не следует вставать!
Молодая женщина ничего на это не сказала, почему-то немного успокоенная его дурным настроением. Медленно шло время. Бертий говорила мало, довольствуясь кусочком хлеба. В половине второго Базиль с Леоном ушли, намереваясь добраться до здания суда пешком. Гийом, к общему удивлению, составил им компанию. Женщины остались одни.
— Папа! — ворковала Фостин, с тревогой поглядывая в окно.
— Да, милая, ты сегодня видела папу!
Клер с трудом удержалась, чтобы не заплакать. Она сильно перенервничала, была бледна и походила на утопленницу. Бертий тихо сказала:
— Надо надеяться, дорогая! Чудеса случаются. Быть может, однажды вы с Жаном встретитесь и он будет свободен и простит тебя.
— Прошу, не говори глупости!
— Я знаю, чудеса бывают, — не уступала кузина. — И я тому — живое подтверждение!
Эти слова удивили Клер, и она испытующе посмотрела на Бертий. Та встала с инвалидного кресла и обошла вокруг стола, опираясь на спинки стульев, — ее тросточка стояла в вестибюле.
— Видишь, я хожу!
— Принцесса моя! Как это возможно?
Бертий, на ногах, восхитительная в своем черном фаевом платье, которое делало ее талию особенно тонкой и красиво облегало маленькую грудь, — это и правда было сродни волшебству. Клер лишилась дара речи, в то время как сердце ее рвалось из груди.
— Как это случилось? — наконец выговорила она. — Давно ли у тебя получается вставать?
— Я не ездила в Лурд, не ложилась под нож хирурга. У меня временами были странные ощущения, и это началось в Италии. Я чувствовала перемены, но ноги меня не держали. И вдруг ночью в пальцах ног появилось легкое покалывание… Это было полгода назад. Мы поехали к доктору. Он рассказал, что подобные случаи бывали и медицина пока не может их объяснить. Одна по улице я пока гулять не могу, но прогресс налицо!
Клер забыла
