Так, в прошлый раз в войнушку играли. В футбол поздно. Фильм вы уже посмотрели. Тогда танцы! Тащите ваши ложки, миски, погремушки, все что у вас есть звонкого! Сегодня будет румба!)

Дети врассыпную побежали по комнатам. Сталкиваясь и падая, им хотелось быстрее занять первые ряды на сцене. Через мгновение детская масса с подручными музыкальными инструментами в руках дисциплинированно выстроилась вокруг Молдована. Тот помог распределиться, чтобы никому не мешать, а затем, взяв в руки ложку и миску, начал задавать ритм и напевать афроамериканский мотив. Под аккомпанемент из бутылок и горшков он начал медленно показывать несложные движения руками и ногами. Дети повторяли и запоминали ритм. Некоторым было сложно одновременно и создавать музыку, и двигаться под нее. Но благодаря стереотипным движениям и легкому ритму, малыши вскоре отключили разум и отдались движениям. Они, смеясь и кружась вокруг Молдована, выглядели как самое настоящее индейское племя вокруг костра. Мужчина для них, действительно, был своего рода огня. Кирилл глядел и не верил своим глазам, что этот человек танцует и веселится. Молдован заражал своим пением и улыбкой каждого малыша, и даже, если у кого-то не получалось, показывал заново. Вскоре вся свора детей без чьей-либо помощи начала напевать мелодию и двигать синхронно маленькими худощавыми телами. Создавалось ощущение какого-то народного праздничного гуляния. Всего в несколько тактов самобытный ансамбль успевал пережить целый спектр положительных эмоций.

— Hey! Hey! — поддерживал старания Молдован, виляя между рядами и хлопая в ладоши. (пер. с англ.: Хей! Хей!)

Бутылки гремели, ложки стучали, и казалось, что дом ходит ходуном. Кирилл посмотрел на воспитательницу, но та тоже танцевала. Никто никого не останавливал, пока все дети не выдохлись и не попадали в поту на пол. Их лица светились блаженством. Они хохотали и щекотали друг друга, продолжая напевать навязчивые слова выученной песни.

— And now, — произнес без усталости Молдован, когда на танцполе не осталось ни одного танцора, — I’ll play you some songs before you go to sleep. But it will be unusual. Those are the sings that I listened in my childhood. (пер. с англ.: А сейчас, я вам сыграю перед сном песни. Но они будут необычные. Те песни, которые мне пели в детстве.)

— Yay! — дети начали подползать и группироваться. Какой-то мальчик взял на себя инициативу и притащил стул, остальные спохватились помогать. (пер. с англ.: Ура!)

— Thank you, Michael and Jean! And now… — Молдован уселся на приготовленный стул с гитарой и настроил струны. (пер. с англ.: Спасибо, Майкл и Джин! А теперь…)

Дети замерли в ожидании. Кирилл стоял на том же месте позади толпы. Молдован перед тем, как начать, оглянул каждого, и улыбнулся.

— Слышу голос из прекрасного далеко… Голос утренний в серебряной росе… Слышу голос, и манящая дорога… Кружит голову, как детстве карусель…

Тут неожиданно для гостя дети хором подхватывают слова вместе с Кайлой и начинают подпевать чужестранную песню:

— Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко… Прекрасное далеко, жестоко не будь… От чистого истока, в прекрасное далеко… В прекрасное далеко я начинаю путь…

Звонкий детский хор вызывал слезы. Кирилл не мог сдерживать свое малодушие и крепко стиснул зубы. Перед глазами всплывала Маша. Он должен бороться. Должен.

— В юном месяце апреле… В старом парке тает снег…

Кирилл смотрел в окно и видел там все чужое. Смотрел на поющих людей и видел родное. У них так же ничего нет, они так же выброшены вселенной, они так же не сдаются.

— Только небо, только ветер… Только радость впереди…

И снова дети подхватывают с корявым акцентом знакомые слова:

— Взмывая выше ели, не ведая преград… Крылатые качели… Летят, летят, летят…

Все казалось моментами возможно. Только победить себя. Поверить в чудо. Молдован уловил потерявшийся взгляд Кирилла, он приковал его к себе и долгое время пытался не отпускать. Кирилл не выдержал и отвернулся.

— That is all, kids! — скомандовала терпеливая Кайла. — It’s time to sleep! Let’s go to beds! (пер. с англ.: Все, дети! А теперь спать! А ну быстро по кроватям!)

Удовлетворенная публика послушно отозвалась и, удостоверившись, что Молдован закончил концерт, кинулась по комнатам вместе со своими подарками. Кирилл обошел общую суету, спустился вниз и вышел на улицу.

Царила ночь, на небе горели звезды, а в оазисах травы стрекотали насекомые. Рядом с дверью была скамейка, на которую парень уселся и уставился глазами в пустоту. Через некоторое время детский шум стих, раздались шаги по скрипучей деревянной лестнице и на пороге появился Молдован с гитарой. Он нашел Кирилла и присел рядом с ним. Мужчина ничего не сказал и лишь поддерживал молчание. Он все прекрасно понимал, и когда Кирилл выдавил из себя:

— Пожалуйста…

Молдован ответил:

— Я не могу оставить резервацию.

Кирилл не огорчился и продолжил вглядываться в пустоту. Ему казалось, что в ней он видит родные любимые ему глаза. Они улыбаются ему и убеждают, что все будет хорошо.

Зазвучали томные ноты гитары. Проигрыш тихо разносился по округе. Вскоре избранный присоединился к инструменту тихим отчужденным голосом:

— По моей не засохшей руке… Пробирается тихо память… По моей не застывшей реке… Проплывает тихонько птица… По моей не убитой душе… Плачет скорбно забытый разум… Я летаю снаружи всех измерений… Я летаю снаружи всех измерений…

5.

Мучала сильная сухость во рту. Маша попыталась открыть глаза, но еще присутствовало сонное опьянение. Амнезия стерла в голове большую часть произошедших событий. Девушка отлипла от дивана и посмотрела на развязанные кем-то руки. Рядом с ней сидел Ишуа и добродушно не будил раньше времени. Перед ним стоял стеклянный стол, заставленный полностью ланч-боксами с роллами.

— Доброе утро! — поздоровался он. — Тебе надо поесть. Угощайся.

Маша не могла определиться в своем отношении в данный момент к пище, но за апельсиновым соком ее рука рефлекторно потянулась сама. За соседним столиком сидел Муха, наряженный в черный смокинг и новую белую рубашку. Он с сосредоточенным видом разбирал пистолеты и тщательно протирал детали. Его не интересовала беседа пленницы и брата, его прищуренный взгляд через очки был прикован лишь к оружию.

— Гаутама рассказал мне о прошлой ночи, — неожиданно заявил Ишуа. — Как он тебя спас от эпилептического припадка…

Маша чуть не подавилась, но не стала опровергать ложь.

— У тебя давно заболевание?

— Около года.

— Ты принимаешь лекарства?

— Нет.

— Почему?

Маша не нашла нужным отвечать на пустые вопросы и решила все-таки попробовать поесть. Она взяла деревянные палочки и попробовала зацепить угощения. Дрожащие руки подвели, и она просто начала есть руками.

— Если не будешь принимать, то