— Но я не могу допустить, чтобы вы, милорды, верили... — запротестовал герцог.

— Милорд, мы верим только тому, что сегодня ваша светлость уносит из зала суда незапятнанную честь и неопозоренное имя, сохраняя уважение и восхищение всей страны. Всё прочее пусть остаётся тайной между леди Урсулой Глинд и её совестью. Да здравствует наша королева!

Окружённый друзьями, горячо приветствуемый толпой, герцог покинул Вестминстер-холл, и хотя на его губах появилась улыбка в ответ на выражения тёплых чувств, но на душе у него было бесконечно тяжело.

XXII

Возвращаясь в лодке домой в сопровождении его преосвященства, Урсула не проронила ни слова. Она чувствовала себя подобно человеку, на глазах которого только что скончалось самое дорогое ему в жизни существо. Своей великодушной жертвой она заплатила судьбе за короткие два часа счастья. Шум воды вокруг лодки напомнил ей другой вечер, когда октябрьское солнце тихо склонялось к западу, речные птицы летели на покой; а напротив неё сидел он и каждый его взгляд говорил ей, что он восхищается ею. И он оказался таким вероломным! Теперь в сердце девушки не было больше ревности; она забыла ту, другую женщину, помня лишь, что он принял её жертву и горько, жёстко рассмеялся, услышав, как она солгала.

Пока они плыли, Урсула была в какой-то полудремоте, и только когда в тумане вырисовались очертания Гемптонского дворца, снова почувствовала острую боль в сердце, и ей страстно захотелось, чтобы милосердный Бог сжалился над нею, послав ей смерть.

Собираясь выйти из лодки, она вдруг увидела перед собою кардинала Морено, о котором совсем забыла и который теперь протягивал ей свои белые руки, чтобы помочь ей сойти на берег. Она отшатнулась от него, как будто её ужалила змея.

Он снисходительно улыбнулся и мягко проговорил:

— Позвольте мне проводить вас до вашей комнаты, дочь моя. Вспомните, что её величество поручила вас мне; поэтому я хотел бы лично передать вас попечениям герцогини Линкольн.

— Ваше преосвященство оказывает мне слишком много чести, — холодно возразила Урсула. — Я сама найду дорогу.

— Как хотите, дочь моя. Я вовсе не намерен навязывать вам своё присутствие, а только хотел оказать простую услугу.

— Ваше преосвященство желаете оказать мне услугу? — быстро произнесла Урсула со странным оттенком решимости в голосе.

— Неужели вы в этом сомневаетесь, дитя моё? — вежливо спросил он.

— Нет, не сомневаюсь, — твёрдо сказала она, — потому что между нами есть теперь тайна, которая навсегда изменила бы ваше положение при любом европейском дворе, если бы о ней узнала английская королева.

— Это не так-то легко сделать, — начал кардинал, но в глазах его промелькнул испуг.

— Нет, я далека от мысли выдать ваше преосвященство и вовсе не думала сейчас о той ловушке, которую вы мне устроили и в которую я попалась, — впрочем, совершенно сознательно и добровольно. Я лишь хотела воззвать к вашей совести, так как вы можете оказать мне услугу: я хочу сказать сегодня два слова герцогу Уэссекскому.

С минуту кардинал не знал, на что решиться. Если бы он не устроил свидания Урсулы с герцогом и она, желая отомстить ему, выдала его, то все его планы оказался бы разрушенными. Короткий же разговор между ними не мог быть очень опасным для кардинала: и Уэссекс, и Урсула были так далеки от истины, что без вмешательства третьего лица не могли обнаружить гнусный обман. Важней всего для кардинала было выиграть время, чтобы в случае разоблачения его низкой роли в этом деле заготовленный им документ был уже подписан королевой. После минутного размышления он выразил готовность помочь молодой девушке; прося её не очень надеяться на его влияние и советуя ей лично обратиться к герцогу Уэссекскому, который должен быть ей бесконечно признателен, он только просил Урсулу терпеливо подождать до завтра, на что она изъявила своё согласие, осведомившись, в котором часу ей ожидать исполнения своей просьбы.

— Вскоре после полудня, если Господь поможет мне!

— Так помолитесь поусердней, чтобы Он помог вам!

Кардинал простился и ушёл, сделав вид, что не заметил слышавшейся в словах Урсулы угрозы, и решив насколько возможно сократить свидание молодой девушки с герцогом Уэссекским.

Королева была глубоко признательна ему за то, что считала результатом его удивительного влияния на виновную, хотя ей тяжело было думать, что своим оправданием герцог обязан не её желанию, а посторонним причинам. Союз с Испанией теперь был уже свершившимся фактом, что вызывало горькое разочарование в сердцах друзей герцога Уэссекского, а Мария Тюдор, отгоняя от себя мысль о предстоящем браке с испанским королём, расточала ласковые улыбки любимому человеку и осыпала его милостями, чувствуя себя счастливей, когда он почтительно целовал ей руку. Она ни разу не спросила его, насколько правдиво показание Урсулы; может быть, она даже боялась узнать истину и радовалась, что на долю её счастливой соперницы выпало такое унижение.

Заручившись подписью королевы на приготовленном им документе, кардинал почувствовал твёрдую почву под ногами и в обществе английских лордов держал себя словно какой-нибудь принц-регент в отсутствие короля. Надеясь в самом скором времени получить от королевы собственноручное письмо к августейшему жениху и этим окончательно упрочить свой успех, его преосвященство всё-таки счёл не лишним исполнить просьбу Урсулы, просьбу, скорей походившую на приказание. Ему удалось получить от королевы разрешение леди Урсуле встретиться на следующий день с герцогом Уэссекским наедине. Он ловко намекнул Марии, что герцогу при его гордости неудобно жениться на девушке с репутацией леди Урсулы Глинд и что короткое свидание может показать ей всю тщетность надежд на брак с герцогом.

— Разве она на это надеется? — спросила Мария.

— Кто знает? — уклончиво ответил дипломат.

С целью отпраздновать счастливое возвращение его светлости ко двору королева, по его ходатайству, даровала амнистию всем, кому предстояло явиться на суд в один день с герцогом, и на следующий день в два часа все эти жалкие нищие и бродяги должны были в дворцовом саду принести его светлости благодарность за своё освобождение. Зная это, кардинал убедил королеву назначить свидание молодых людей за пятнадцать минут до двух часов.

За пять минут до назначенного срока Урсула уже стояла с герцогиней Линкольн в амбразуре окна в большой приёмной. В своём