Шрифт:
Закладка:
Примерно в этот момент Магда налила мне выпить в небольшой бокал. Сказала: «Давай, сегодня у нас веселье, тебе можно немного». Я пригубила, вкус был сильный, ледяной и пузырящийся одновременно. По-моему – средство для мытья стекол. «Давай, деточка, пей. Вот так! Залпом, хоп!» Она вытягивала шею, как теленок, который сосет грудь матери, и выливала в себя эту жидкость. Я повторяла за ней. После трех попыток неприятные ощущения прошли. Тело привыкает, скорее всего, как и ко всему остальному. Вскоре я, напротив, почувствовала себя такой легкой, а пространство вокруг меня мало-помалу уменьшалось; осколки мира собрались в одном месте, звук перестал отдавать эхом, и я поняла, что твердо сижу на стуле. У меня была какая-то умеренная лихорадка, в окружении всех этих странных людей я почему-то чувствовала себя менее обеспокоенной и менее потерянной! Я даже стала забывать, что они казались мне странными, завела разговор и похихикала со своей соседкой, забавной дамой из Торранса, которая с радостью поведала мне их с мужем приключения (странно, как много мы можем рассказать незнакомым людям, когда пьем). Мне больше не было так страшно. Я послушно дождалась десерта, сидя на месте, пока Магда делала много маленьких глоточков.
Потом она встала (именно в этот момент я испугалась, что она попросит меня залезть на стол) и сказала: «Пошли, такое нельзя пропустить!» – и повлекла меня танцевать в расширяющийся круг. Это было забавно: мы держали друг друга за плечи и, меняя направление, постоянно чуть не падали. Через два круга важный мужчина с седыми волосами вышел из круга, приблизился и указал на меня пальцем, улыбаясь и дрыгаясь на месте. Жестом большой руки он звал меня: иди сюда, иди сюда. Ну почему я? Зачем она привела меня сюда? Я не хотела. Я замотала головой в знак отказа. Должно быть, я покраснела. Магда толкнула меня локтем: «Иди, доченька, это жизнь, иди, потанцуй, наслаждайся!» Я не хотела, но она продолжала толкать меня, так что я оказалась в середине круга с этим мужчиной. Я опустила лоб, как бычок, я так умею. Наполовину закрыв глаза, я протянула ему свою руку, и он покружил меня, потом еще, а после взял за обе руки, и я стала летать в центре круга, пока он кружился все сильнее и сильнее вокруг своей оси. Мои ноги оторвались от пола, как когда я была ребенком. Все кричали и аплодировали мне, маленькой летающей кукле в летнем темно-синем платье. По сути, нужно было только дать себе расслабиться, дать себе взлететь. Это было почти так же легко, как упасть из открытого окна. Только вот в этот раз я была счастлива среди всех этих людей, таких милых, таких доброжелательных. И Магда, какая же она забавная, когда выпьет!
Когда музыка остановилась и вся эта качающаяся толпа вышла, люди, ожидавшие за столами, стали раздавать нам маленькие корзинки. На вид совсем игрушечные. На них было написано: «Комитет взаимопомощи поляков». В корзинках лежали крошечные овощи, завернутое в бумагу мясо, а еще – полбутылки водки. Мы были практически единственными пассажирами ночного трамвая и сидели в самом его конце. Магда вытащила бутылку из корзины и открыла ее. Она сделала несколько приличных глотков, разрешила мне глотнуть чуть-чуть, а затем выкинула бутылку в окно. Стекло разбилось о тротуар. «Вот эта не достанется свинье Нилу, – сказала она. – Он почистит овощи, ему полезно. Сегодня веселюсь я, сегодня я пьяная!» Она повернулась ко мне и коснулась поцелуем моих волос. «И ты тоже, девочка моя, ты тоже пьяная». Магда принялась смеяться, поглядывая на меня и целуя. О, как она смеялась… Ее невозможно было остановить. Те люди, что были в трамвае, – видели бы вы их лица, смешно даже!
Это самый лучший праздник в моей жизни, гораздо лучше и веселее того, что был в школе в прошлом году!
* * *
Магда объяснила мне, что мое пребывание у них в доме – временное. Да, каникулы еще не закончились, но оставаться на неопределенный срок я не могла. Хоть от Гума не было ни звонка, ни письма, но я, тем не менее, должна вернуться в Рамздэль к началу учебного года. Этот Гум, скорее всего, будет там и проследит за мной. Нил и она сама слишком много работают, да и места для меня у них недостаточно, ну и денег тоже. К тому же, моя жизнь там, в Рамздэле, с моими друзьями и подружками.
«Мне плевать на друзей и подружек. Я люблю их, но не в этом дело…»
«А в чем тогда?»
«В том, в том, что… Я же сказала, что не люблю Гума».
«Почему?»
«Просто не люблю и всё: он мне не отец, а командует, будто это так».
«У тебя больше нет отца, моя бедняжка, – сказала Магда. – А он лучше, чем ничего. Даже если он тебе не нравится. Он о тебе заботится? У тебя есть все, что нужно? Ты не голодаешь? Он ведь даже дал тебе денег, чтобы приехать сюда!»
«Да, но он…»
«Что он?»
«Он… сложный…»
«Он тебя бьёт?»
«Нет…»
«Знаешь, доченька, мы не обязаны любить своих отцов. Спроси у Нила, было ли с его отцом просто. Настоящий негодяй, я помню это, но семью он обеспечивал. И, к тому же, это ведь не может быть причиной, чтобы… Если он командует, значит, так нужно для твоего блага. В жизни мы не всегда делаем то, что нам хочется, понимаешь? Да и если уж на то пошло, не верится мне, что моя сноха могла выйти замуж за пьяницу, жестокого мужчину или обидчика детей. Уверена, он даже не знает, что ты у нас».
«Знает, знает. Он разрешил».
«Раз так, ты напишешь ему письмо, чтобы сказать, что с тобой все хорошо и скоро, к началу учебы, ты вернешься».
Повисла тишина. Нил все смотрел на меня и улыбался точно так же, как когда возвращался домой пьяным. Он и сейчас был нетрезв. Муж тети допивал уже пятую бутылку пива, не считая тех, которые выпил в баре.
Магда повторила:
