Шрифт:
Закладка:
— Пойдем лучше переулками, Сабур, — Али потянул приятеля за рукав.
Ребята свернули с бульвара. Это был хорошо знакомый Сабуру переулок. Он сразу заметил, что у Джейра́н в комнате горит свет. Более того, дверь на балкон была открыта и из комнаты доносился смех, заливистый, заразительный — так умела смеяться одна Джейран.
— Давай зайдем, — предложил Сабур, стараясь, чтобы голос его звучал как можно безразличнее.
— Да она вроде не пойдет. У нее мать работает во вторую смену. Сестренку не на кого оставить.
— Возьмем на бал и сестренку! И будем танцевать с ней по очереди. И чур, я первый ее приглашаю! Договорились?
Али засмеялся.
— Давай зайдем.
Но дверь им открыла не Джейран, а Ми́на. Хотя ничего сверхъестественного в этом не было, Сабур от неожиданности попятился. Все они учились в одном классе, и Мина вполне могла зайти за Джейран.
— Ты был у меня? — спросила Мина. И просияла, не дожидаясь ответа: она была уверена, что не ошиблась.
Сабур скривил губы, что должно было бы означать: «Чего бы это я стал за тобой заходить?» Но и на этот раз Мина поняла его по-своему: «Да, я был у тебя, но совсем не обязательно, чтобы весь мир об этом знал». И такое толкование ее вполне устроило.
Когда-то Сабуру немного нравилась Мина. И она это сразу поняла. Но потом она стала его раздражать. А в последнее время Сабур, похоже, просто влюбился в Джейран. Иначе почему бы он все время только о ней и думал? Мина улыбнулась Сабуру. «Пожалуй, она неплохо выглядит. Вот только новое, голубое, в серебристых блестках платье чересчур ее обтягивает. Фигуру для этого надо иметь получше».
— Заходите, пожалуйста, мы уже почти готовы. — Мина еще раз улыбнулась мальчикам.
Сабур шагнул в комнату, Али остался у дверей. Он растерялся, увидев в комнате их молоденькую учительницу литературы Хами́с Хади́совну.
Но Хамис Хадисовна уже заметила его.
— Заходи, Али, — позвала она.
— Да ладно, — Али нерешительно топтался на месте. — Я уж постою здесь…
Хамис Хадисовна выглядела удивительно празднично. На ней было красивое лиловое платье, щеки полыхали румянцем, а глаза… Впрочем, глаза у нее вообще были удивительные. Али первый заметил это и сказал Сабуру, несколько выспренно: «У нее не глаза, а море обаяния». С его легкой руки учительницу стали звать Море обаяния.
На коленях у Хамис Хадисовны, нежно ее обняв, сидела четырехлетняя сестренка Джейран, такая же круглолицая и глазастая. Учительница надевала ей на ноги узорчатые красно-зеленые джурабы.
Джейран в стареньком домашнем халатике, опустившись на колени, гладила на разложенном на полу байковом одеяле свое праздничное зеленое платье. Косы ее были связаны концами на спине, чтобы не мешали гладить. Джейран приветливо улыбнулась ребятам, она любила, когда в дом приходили ее одноклассники. Ну, а Сабур, пожалуй, нравился ей. Впрочем, все это глупости, она обычно об этом и не думает.
— Знаешь, Сабур не застал меня дома и решил, что я у тебя, — пояснила Мина, вся сияя.
— А-а… — Джейран быстро-быстро водила утюгом по складкам платья.
— Хамис Хадисовна, а вы пойдете с нами? — спросил Сабур, внимательно следя за ее руками: теперь учительница проворно вплетала яркие ленты в косы девочки.
— Мы не пойдем, нам нужно проверять тетради! — важно ответила малышка.
Хамис Хадисовна улыбнулась и кивнула головой, подтверждая ее слова.
— Может быть, вы все-таки пойдете? — виновато предложила Джейран. — Мне так неудобно, так неудобно.
— Не беспокойся, пожалуйста. Если бы я не пришла к тебе, я бы дома проверяла все те же сочинения. Обещала завтра раздать восьмиклассникам. Ну, а с такой помощницей я прочту все гораздо скорее.
Али, как вкопанный, застыл у дверей. Он боялся, что учительница может догадаться, куда и зачем он уходил сегодня с уроков.
— Ребята, подождите нас на улице! — Мина решительно подтолкнула Сабура к двери. — Джейран надо переодеться!
Сабур и Али вышли на улицу, и оба вдруг почувствовали облегчение. Переглянувшись, они рассмеялись тому, как хорошо понимают друг друга. Однако девочки, похоже, особенно не спешили. Али переступал с ноги на ногу, ему надоело ждать этих модниц. И если бы не сознание, что он не может оставить друга, он бы давно ушел один, очень ему нужны эти разодетые девчонки. Кривляки!
Али родился в ауле пехлева́нов-канатоходцев. У них в ауле днем рождения мальчика считается не тот день, когда он появился на свет, а тот, когда он впервые пройдет по канату. Каждому хочется как можно раньше научиться ходить по нему. И чтобы все про это узнали.
У Али с канатом долго ничего не выходило. Падал, и все тут. Раз даже ногу подвернул. Больно было. Неделю вообще ходить не мог. Очень ему хотелось бросить это занятие совсем и к канату больше не подходить. Но как бросишь, когда девчонка Курсу́м, его соседка, только и ждала этого. Каждый раз, когда он срывался с каната, она оказывалась тут как тут. Словно у нее и радостей других не было. Смеется до слез, рожи корчит, дразнится.
— Чтоб тебя шакал съел! — не выдержал однажды Али. — Чего веселишься? Сама-то ведь ничего не умеешь!
Он договорить не успел, как Курсум уже взлетела на канат и пробежала по нему туда и обратно. Легко так. Словно ей все равно — что по земле, что вот так по воздуху. Уж лучше бы корчила свои рожи!
Недели через две после этого рано утром Али дважды из конца в конец прошел по канату. Только, как назло, никто этого не видел. И Курсум куда-то запропастилась. Спит до полудня, что ли? Он не пошел завтракать, остался возле каната, должна же она когда-нибудь встать на самом-то деле. Как только Курсум показалась на тропинке, Али поднялся на канат и, не обращая на нее внимания, сделал шаг, другой, третий…
Очень хотелось посмотреть, следит ли за ним Курсум. Но Али держал себя в руках и все шел и шел. Оставалось полшага до конца, когда он оглянулся и потерял равновесие.
Али успел зацепиться за канат и не упал, но все было испорчено…
— Молодец, Али, поздравляю! — услышал он как-то очень по-дружески звучащий голос Курсум. — Ты бы дошел до конца, если бы не оглянулся. Тебе оставалось всего полшага.
— Да что ты меня успокаиваешь! — разозлился Али. — Отстань!
С тех пор он никогда не поднимался на канат, а потом они вообще переехали в город. Наступила новая жизнь, он увлекся борьбой. Но вот канат и Курсум все не забывались. Он часто вспоминал, как дружески
