Впрочем, сам ужин прошел вполне сносно, если не считать того, что от одного только вида Миши с его сладенькими ухмылочками у Макара начисто отшибло аппетит. Он поковырял вилкой в салате, терпеливо выслушивая Мишин хвастливый монолог о том, как он в молодости работал в Цирке дю Солей («И не то чтобы школа у них круче, чем российская, но хоть деньжат подзаработал!»), поблагодарил за ужин и с чистой совестью отправился в свою комнату. Тем более, как он понимал по масляно заблестевшим глазам Миши, этим двоим уже не терпелось уединиться. Макар, конечно, все понимал и не осуждал, взрослые люди, но… было противно. С другой стороны, не в отель же им идти… Интересно, а в этом городе в принципе есть отели?

У себя в комнате он некоторое время посидел за ноутом, шарясь в соцсетях. Разыскал ВКонтакте Динку и, помешкав пару мгновений, все-таки отправил ей запрос на добавление в друзья. Никаких личных фото на странице у Динки не было, даже на аватарке красовалась какая-то мультяшка, однако это совершенно точно была она, потому что во френдах у нее он увидел Соню и еще пару девчонок из класса. Интересно, а что за школьный паблик, куда бывший слил ее фотки? Макар попытался выйти на него по поиску через номер школы и название города, но это ни к чему не привело. Да и, в конце концов, что он там забыл? Тот старый пост все равно уже удалили, а перемывать анонимно косточки учителям и одноклассникам… не больно-то и хотелось, у него просто не было на это времени.

Около одиннадцати ночи хлопнула дверь — гость ушел. Ну надо же, какой деликатный… постеснялся остаться до утра, чтобы не смущать Макара?

Он вышел на балкон, чтобы глотнуть свежего воздуха, и долго стоял там, облокотившись на перила. С наступлением темноты жизнь в городке как будто замирала, только иногда проезжали редкие машины и кое-где еще слышались голоса. Кто-то гулял, смеялся… А за углом продребезжал последний трамвай, следующий по единственному в городе маршруту. Еще днем они с Динкой ехали на нем в цирк, шутили, болтали друг с другом…

Он перевел взгляд на кофейный автомат под балконом. Вспомнил, как Динка пила свой сливочный капучино и полоска пены осталась на ее верхней губе. Макар стиснул зубы, чувствуя, как снова тяжелеет в паху. Да что ты будешь делать! Наваждение какое-то!

Он вернулся в комнату, оставив дверь балкона открытой — нужно было охладиться. Может, вообще принять холодный душ?.. Вдруг показалось, что мать до сих пор не спит — из гостиной доносились какие-то звуки, вроде бы даже музыка. Телик она, что ли, включила?

Макар вышел из комнаты и обнаружил картину маслом: мать сидела в кресле перед телевизором, а на журнальном столике рядом с ней стояли бутылка вина и полупустой бокал. Макар удивился — мать не была особой любительницей алкоголя. А затем он перевел взгляд на экран и все понял: она включила запись одного из своих старых выступлений с отцом.

Рвануло сердце — остро, больно, Макар чуть не задохнулся. Так и замер в дверном проеме, не решаясь подойти ближе и завороженно уставившись в экран…

— …Они никогда не пользовались и не пользуются страховкой, — пафосно вещал диктор за кадром, — их секрет — в абсолютном доверии друг другу! Встречайте, одни из лучших воздушных гимнастов мира: Лев и Зоя Вознесенские!

— Мы с ним познакомились и сразу же влюбились друг в друга, — тихо сказала мать, все-таки заметив присутствие Макара. — А уже потом пришла идея совместного номера… От первой репетиции до выступления на публике прошло всего два месяца, представляешь? Некоторые элементы оттачивали уже в воздухе… Потребовался срочный ввод на замену, вот мы и вызвались с полусырым материалом. Но какой он имел успех!

— Это же Б-большой московский цирк? — уточнил Макар, сделав несколько шагов вперед и не отрывая взгляда от телевизора.

— Да, — кивнула мать.

Подоплека вопроса была очевидна без пояснений: высота купола в этом цирке равнялась тридцати шести метрам. Абсолютный рекорд… Мать не раз говорила ему, что на репетициях гораздо страшнее, чем на самих выступлениях — потому что во время представления гимнасты не видят, насколько высоко находятся, свет слепит им глаза.

Макар покосился на мать и заметил, что ее ресницы блестят от слез. Он присел рядом с ее креслом прямо на пол, нашел ее руку, но ничего не сказал. Просто не нашел подходящих слов.

Затаив дыхание, он наблюдал за двумя фигурками на экране, казавшимися такими маленькими и хрупкими! Макар знал, помнил, что сейчас они подбираются к самому опасному трюку, и хотя понимал, что это всего лишь запись, невольно напрягся и, кажется, вовсе перестал дышать.

В какой-то момент под тревожную музыку мать просто обрывалась вниз, и отец буквально в последний момент подхватывал ее ступнями под мышки. Что в этот момент творилось в зале! Крики и аплодисменты было слышно даже сквозь музыку. Обрывы вообще были фирменной «фишечкой» родителей, они исполняли их виртуозно, цепляясь за запястья или пальцы ног партнера.

Далее следовал очередной сложнейший трюк — вращение «валетом» вокруг трапеции, а завершала номер вишенка на торте: матери нужно было снова уйти в обрыв, перевернуться в воздухе и успеть зацепиться за партнера не руками, а носочками.

Номер закончился. Музыка стихла. Экран погас.

— Ты п-по нему скучаешь, мам? — спросил Макар осторожно.

Мать заплакала, по-детски утирая лицо ладошками.

— Мне так одиноко, Макар, ты даже не представляешь… — жалобно всхлипнула она.

— Ты, если хочешь, встречайся с Мишей, п-пожалуйста, — сконфуженно пробормотал он, готовый провалиться сквозь землю. — Я же не п-против… ну не плачь. П-перестань!

— Ладно, — одна залпом допила вино и встала. — Иди к себе, сынок. Поздно уже, тебе завтра в школу.

* * *

С Динкой творилось что-то непонятное. С самого утра в школе она старательно делала вид, что не замечает Макара. На его приветствие почти не отреагировала, кивнула как едва знакомому, а на уроках сидела прямо и ровно, точно кол проглотила, ни разу не обернувшись.

Не выдержав, Макар все-таки прикоснулся к ее плечу. Искоса бросив на него взгляд, Динка шепотом спросила:

— Чего тебе?

— У т-тебя нет запасной ручки? — брякнул он первое, что пришло ему в голову. — В моей п-паста закончилась…

— Нет, — коротко бросила она и снова отвернулась.

— У меня есть,