Также диагностический ИИ может «заражаться» теми или иными предубеждениями. Врачи и специалисты по компьютерным наукам уже обеспокоены тем, что выявляющее меланому программное обеспечение будет хуже работать с меньшинствами, которые в тренировочных наборах данных обычно представлены малочисленнее[103]. Если этот разрыв действительно скажется, у правовой системы возникнет проблема: можно ли будет поднять стандарт выявления больной кожи в целом до того уровня, который достигнут такими системами для основной этнической группы? Регуляторам нужно гарантировать доступность и применение более репрезентативных данных. В противном случае они могут закрепить уже существующее неравенство в предоставлении медицинской помощи.

Если регулирующие ведомства не смогут исправить эту ситуацию, судам понадобится решать, когда для данного проекта (такого, как выявление меланомы) необходимы дополнительные данные, а когда их просто «неплохо иметь» тем, кто способен купить медицинские услуги высшего уровня. Право, регулирующее врачебную ответственность, стремится дать пациентам гарантию того, что, если их врач не удовлетворяет стандарту медицинской помощи, к нему будет применено наказание, причем часть штрафа должна пойти на реабилитацию пациента[104]. Если поставщикам услуг не удается применять достаточно репрезентативные наборы данных для разработки своих медицинских ИИ, судебные иски помогут вменить им в ответственность, чтобы каждый сумел воспользоваться ИИ в области здравоохранения (а не только те счастливчики, которые принадлежат к наиболее изученным группам).

Специалисты по данным иногда шутят, что ИИ – это просто хорошо разрекламированная форма статистики. Конечно, ИИ, спроектированный только для выдачи строго определенных предсказаний, основан на квантификации вероятности[105]. Он представляет собой лишь один из многих шагов, сделанных за два последних десятилетия для модернизации медицины на основе обширного комплекса научных данных[106]. Исследователи-медики ухватились за предсказательную аналитику, большие данные, искусственный интеллект, машинное и глубокое обучение, которые стали главными метафорами оптимизации эффективности систем. Работы в каждой из этих областей способны помочь регулирующим ведомствам выделять проблемные данные ИИ. Кроме того, критика ограничений самого ИИ (в том числе недостаточной воспроизводимости результатов, слабой валидности, чрезмерных притязаний и непрозрачных данных) также должна определять правовые стандарты[107]. Основная идея здесь в том, что ключевая компетенция ИИ – предотвращение человеческих ошибок – теперь должна применяться и к тем людям, которые создают ИИ. Они обязаны нести ответственность, если не используют правильные данные и методы. В противном случае мы так и будем повторять ошибки в будущем, которое должно быть от них свободно.

Сегодня активисты разоблачают многие проблематичные наборы медицинских данных. Так, Кэролайн Криадо Перес доказала, что в многочисленных медицинских исследованиях и учебных материалах объектом исследования по умолчанию считается мужчина[108]. Она замечает: «Женщины – это не просто маленькие мужчины: тела мужчины и женщины отличаются даже на клеточном уровне… [однако] пока сохраняется серьезный гендерный разрыв в данных, который требуется заполнить»[109]. Перекосы в наборах данных становятся еще более непростительными, когда благодаря таким работам, как исследования Криадо Перес, они оказываются общеизвестными. Нам необходимо финансировать намного более качественный сбор данных, гарантируя применение в медицине честного и инклюзивного ИИ и заставляя разработчиков, врачей и больницы его использовать.

Четыре всадника безответственности

Благодаря давно начавшимся кампаниям по ограничению ответственности утвердилось общее сопротивление подобным обязанностям. При этом ИИ создает новые препоны отчетности, и не только в медицине. Футуристы анализируют ИИ, который действует по своему собственному разумению, без контроля со стороны разработчиков (или каких-то других людей). Проблема в том, как создатели или собственники столь многоцелевой технологии могут предсказать все возможные правовые проблемы, которые их ИИ может породить или с которыми он может столкнуться? Никто же не считает компанию Microsoft ответственной за письма с требованием выкупа, написанные в документе MS Word, который сам по себе является чистой доской. Также родители не отвечают за преступления своих совершеннолетних детей, являющихся независимыми личностями.

Когда ведущие разработчики ИИ утверждают, что не отвечают за свои творения, они пользуются метафорами одновременно «чистой доски» и «независимой личности». Но если учитывать десятилетнее исследование алгоритмической подотчетности, ни то, ни другое оправдание не может стать для таких фирм отговоркой. Сегодня нам известно, что алгоритмы могут повредить людям[110]. Более того, юристы сражались с проблемой ошибочных действий компьютеров десятилетиями, по крайней мере со времен сбоев автопилота в 1950-х гг. и ошибок аппарата лучевой терапии Therac-25 в 1980-х гг. (когда сбой в программе вызвал фатальную передозировку радиации)[111].

Тем не менее некоторые предложения могут существенно снизить роль судов в сфере ИИ, не позволяя им играть традиционную роль в определении виновных в халатности. Другие могут ударить по федеральным агентствам-регуляторам, оставляя судьям задачу определения компенсаций, соответствующих конкретным несчастным случаям. Даже если подобные правовые «реформы» так и не будут проведены, фирмы способны ограничивать свою ответственность или перекладывать ее благодаря недобросовестным условиям обслуживания, с которыми пользователи, подписывая контракты, «соглашаются». В конечном счете радикальные защитники свободы слова утверждают, что ИИ просто «говорит» о людях определенные вещи, а не делает им что-либо, и потому это случай свободы слова, защищенной от судебного преследования. Защитники этих четырех всадников безответственности-общего упреждения, радикального дерегулирования, широких оправдательных условий в договорах и оппортунистической апологии свободы слова – доказывают, что ИИ будет быстро развиваться только в том случае, если изобретатели и инвесторы будут свободны от угрозы судебного преследования.

Политики и стратеги, завороженные обещанием инноваций, возможно, хотели бы отбросить местные законы, чтобы предложить лидерам индустрии простую и совершенно понятную картину их юридических обязательств[112]. Или они могут пользователям ИИ «дать право» отказываться от прав на судебное преследование. Это не что иное, как извращенный пример контрактной суверенности: мое право отказаться от моих прав будто бы повышает мою автономию. Менее противоречивое утилитарное обоснование состоит в том, что гражданам нужно отказаться от определенных прав, чтобы ИИ мог по-настоящему успешно развиваться.

Даже если защита от ответственности и в самом деле нужна для пришпоривания определенных инноваций, она не может быть абсолютной. Как отметила Венди Вагнер, гражданское судопроизводство является ключевым моментом предоставления информации, которая может быть недоступной регуляторам[113]. Когда меры регулирования согласовываются на международном или национальном уровнях, возможность развивать собственные стандарты приемлемого риска, который несут новые технологии, должна быть предоставлена также и большему числу локальных организаций и ведомств[114]. По мере развития точечного и ситуативного судопроизводства и регулирования представители более высокой инстанции получают ресурсы и время, необходимые для картографирования