– Жёлтую звезду?

Удо подавил смешок.

– Да. Дам тебе жёлтую звезду.

– И моя семья сможет вернуться домой?

– Если хорошо справишься с работой.

– Папа говорит, я хороший работник. Но мой брат трудится больше меня. Он всегда подметает в магазине. А у меня это плохо получается.

Удо покачал головой. Этот мальчик продолжал делиться всё новой и новой информацией.

Они остановились в центре зала. По приказу Удо из здания убрали всех сотрудников, так что внутри находились лишь они трое.

– В общем, так, Нико. Послушай меня. – Он через двери указал на платформу. – Завтра, когда ты придёшь, здесь будет много людей. И будет стоять поезд. Люди не будут точно знать, куда он едет. Некоторых это может смутить. Возможно, даже напугать.

– Почему напугать?

– Ну, а разве ты сам не боишься, когда не знаешь, куда идёшь или едешь?

– Иногда.

– Твоя задача – помочь им. Ты скажешь им, куда идёт поезд, чтобы они не боялись. Справишься?

– Думаю, да.

– Хорошо. Вот ещё что: если увидишь кого-то из знакомых, они могут спросить, где ты был. Говори им, что ты прятался. И что услышал, как один очень важный немец сказал, что поезда отправятся на север в Польшу. И что там у всех будет работа.

– Но я же не прячусь.

– Ты прятался, когда я тебя нашёл, так ведь?

– Да.

– Значит, это правда.

Нико нахмурился.

– Ну, наверное.

– Отлично. А теперь проверим, что ты запомнил. – Удо скрестил руки на груди. – Что ты будешь говорить людям?

– Что поезда едут на север.

– А ещё?

– Что там можно будет работать.

– И как ты об этом узнал?

– Услышал, что вы так сказали.

– Правильно. Ещё можешь сказать, что все еврейские семьи воссоединятся.

– Все еврейские семьи воссоединятся.

– Умница. – Он махнул в сторону выхода на перрон. – Теперь пойдём потренируемся.

Глаза Нико широко распахнулись. Даже в ситуации давления в детях может просыпаться любопытство, и мальчик, никогда прежде не ездивший на поездах, был искренне рад тому, что своими глазами увидит железнодорожные пути. Он выскочил в дверь.

– Давай, скажи громко, Нико! – проорал Удо. – Поезда едут в Польшу!

– Поезда едут в Польшу! – крикнул Нико.

– Там будет наш новый дом!

– Там будет наш новый дом!

– И еврейские семьи воссоединятся!

– Семьи воссоединятся!

Нико замолк и вскинул голову, словно наблюдая за тем, как его голос эхом уносится к виднеющимся вдалеке горам Пиерия.

Я тоже наблюдала. Я была свидетельницей того, как этот мальчик, который всю свою жизнь был верен мне, сошёл с пути истины, искушённый бессердечным обманщиком. В притче говорится, что Правда была огорчена, когда Господь низверг её на землю. Возможно. Но когда Нико Криспис, стоя на платформе, прокричал свою первую в жизни ложь, я заплакала. Я плакала, как брошенный в лесу младенец.

Одна пышная свадьба

В ночь перед отправлением первого поезда рядом с одной из хибар в квартале барона Хирша собрались десятки евреев. Было холодно и сыро, и собравшиеся стояли кучно, растирая друг другу плечи, чтобы не замёрзнуть. Каждые несколько минут из дверей хибары выходила небольшая группа людей.

Ранее в тот день немцы объявили, что все евреи должны подготовиться к завтрашнему раннему отъезду и иметь с собой одну сумку вещей, подходящую под определённые габариты. Помимо этого людям больше ничего не было известно. Лишь слухи, и в том числе один любопытный – о правилах, которые будут действовать по прибытии:

Женатым парам квартиры предоставят в первую очередь.

Никто не мог точно сказать, откуда пришла эта информация. Но что, если это была правда? Понимая, что позже у них не будет возможности изменить семейный статус, семьи быстро договорились о проведении бракосочетаний. Совместимость характеров не имела значения. Возраст тоже. Браки, заключаемые в любви, означают планирование будущего. Браки же, заключаемые в страхе, нужны для того, чтобы до этого будущего дожить.

В ту ночь раввин собрал в хижине сразу пять пар. При свете свечей он провёл короткие ритуалы, необходимые для того, чтобы связать пришедших брачными узами. Среди пришедших были взрослые мужчины, женящиеся на вдовах, чьи мужья погибли на войне с Италией. Были и подростки. Они повторяли за раввином определённые слова на иврите, быстро и безэмоционально бормоча их себе под нос. Никаких похлопываний по спине. Ни танцев. Ни торта. Пары обменивались кольцами – некоторые были сделаны из скрепок, – а потом выходили, освобождая помещение для других молодожёнов.

Когда пригласили последнюю группу, Себастьян волочился позади всех. Он сжимал челюсти, стараясь удержаться от слёз. Ему только что исполнилось пятнадцать – семья отметила это событие дополнительной порцией хлеба и обломком леденца. А теперь он стоял рядом с пухлой шестнадцатилетней девочкой по имени Ривка, о которой не знал почти ничего, кроме того, что её брат задирал Себастьяна в школе. В руке держал кольцо, которое дала ему бабушка. Он сжал его так крепко, что на ладони остался след.

Себастьян был категорически против этой затеи. Он сказал родителям, что ещё слишком юн для женитьбы и что эта девочка ему даже не нравится. Родители настаивали на том, что это делается ради безопасности и что, когда весь этот ужас закончится, он сможет каким-то образом выйти из этого брака, но для этого нужно делать, что велено. Разгорячённый и разъярённый Себастьян убежал, крича, что ему не нужна эта «вонючая квартира». Он бросился к баррикаде и долго смотрел на колючую проволоку, пока глаза жгло от слёз.

Мне было жаль бедного мальчика. Однако он не был честен. Настоящая причина, по которой он не хотел жениться на девочке по имени Ривка, заключалась в том, что его сердце принадлежало Фанни. Себастьян переживал, что брак с кем-то ещё запятнает его, что он будет считаться несвободным, и навсегда лишится Фанни. В течение нескольких недель с момента заселения в гетто Себастьян с Фанни провели некоторое время вместе, играя в карты с другими детьми или читая книги, которые получалось отыскать. По-прежнему переживающая утрату отца Фанни была немногословна. И всё равно для Себастьяна эти моменты ощущались как единственные лучики света в непрекращающемся пасмурном дне.

Теперь, стоя среди будущих новобрачных, Себастьян снова думал о лице Фанни и молился, чтобы она никогда не узнала о том, что он сейчас сделает. Отведя глаза, он надел на палец Ривки кольцо. В свои пятнадцать Себастьян Криспис стал мужем, даже не глядя на свою новую жену, как будто, если чего-то не видеть, оно может исчезнуть само собой.

Три предательства

Когда Господь