– У вас есть кофе? – рычу я, забыв, что сжег язык почти до корня. – Ах вы жадина.

– А вы притворюшка. А ну пустите. Конечно у меня есть кофе. Растворимый, в гранулах. Но не про вашу честь. Мне его еще до зарплаты надо растянуть. Еще я не тратила на вас его. А потом, при таком отношении к работе, я вообще сомневаюсь, что доживу до зарплаты.

Вредная, вредная, вредная сука. Противная страшилка в костюме цвета детской неожиданности. Очкастая ведьма, на курносом носу которой даже не держится поганая оправа. Она пахнет кофе. А я до одури хочу…

– Жду тебя в машине, – я снова я. В голосе звучит приказ. Она права, работа сама себя не сделает. Ее будет делать моя новая помощница. И я с нее глаз не спущу. За любой косяк буду натягивать, как… Черт, черт, черт. Да твою мать.

– Не тебя, а вас, – вредно выставляет вперед подбородок исчадье. Которое я принял на работу, явно лишившись рассудка.

– Я царь и бог. И я буду называть тебя так, как этого хочу я, – ухмыляюсь я как дурак. Дураком себя и чувствую, наверное впервые в своей жизни. И она на меня смотрит сквозь свои линзы, как на дурака.

– Тогда, до свидания. Дверь знаете где? Там на комоде контейнер с обедом, я вам приготовила, возьмите.

– Не понял, – вот сейчас я могу просто от этого наваждения избавиться. Захлопнуть тонкую дверь и снова стать собой настоящим. Собой – без души, пустым, не живым болваном. Просто сделать всего несколько шагов и все…

– Я не буду работать под началом алкаша самодура с манией величия, – просто дергает она плечиком. Мать ее, там в прихожей контейнер. А она… – Что вы творите? – взвизгивает Аргентина Дмитриевна, когда я ее перекидываю через плечо и иду к выходу, прихватив уродский контейнер в цветочек.

– Иду на работу, – бурчу прямо в круглую попку, извивающуюся на моем плече. Ничего, я ее обуздаю. Я ее… Боже, зачем мне это?

Глава 13

Аргентина (Гена)

Что за мания такая у всех Ильичей, таскать что-то на плече? Я ему что, бревно? Самодур он и хам, облеченный властью и деньгами. И ничем он не отличается от других мужских особей рода человеческого. Такой же, как все. Расчетливый, наглый нахал. Считающий себя венцом творения. Хотя нет, я вру всем и самой себе. Он другой. Он гораздо страшнее.

«И когда ты это поняла?» – ехидный внутренний голос зудит в голове, мерзко и противно, пока я болтаюсь на широком мускулистом плече моей жертвы как тряпичный заяц, задорно задрав к небу зад, обтянутый самыми уродливыми на свете брючками. – «Наверное когда ему в рот дула, дура. Или когда накрывала сладко храпящего монстра покрывальцем своим любимым. Как бы не замерз, бедолажка. А он, между прочим о тебе совсем не подумал, когда увалился на диван. Ну да, ну, да. Такой же, как все. Жертва разводилы, кажется развела Аргентину на эмоции. Бедненький, несчастненький олигарх из списка форбс. Обед ему в „тормозок“ надо было сложить. А как же? Не оголодал бы, бедняга. Котлетки с пюрешкой и подливкой. Самый тот обед для мужика, у которого денег, как у дурака махорки. Ты лошпетище, Гена. Тормоз с тормозком. Ты ведь сегодня могла его уложить в койку, пока он невменько был. И все. Всеооо. И как там у Газпроме? Мечты сбываются. Свободна, как кое-что в полете. Еще и мечту бы осуществила свою.»

– Заткнись, – бубню я себе под нос, не желая признавать правды. Дожила, начала говорить сама с собой. – Так не честно. И неинтересно.

Да, я дура. Кому нужна моя порядочность? Об которую все вытирают ноги. И этот самодур стальноглазый сделает то же самое со мной. И пока он ведет в счете, надо быть честной.

– Что вы сказали, Аргентина Дмитриевна? – в голосе жертвы я слышу неприкрытый, какой-то дурацки-залихватский смех.

– Я сказала, что можно было и на лифте спуститься. Абсолютно незачем таскать меня по лестницам. И еще, думаю бабки во дворе будут в экстазе. Вы портите мне жизнь, Иван Ильич, – вякаю я, заикаясь при каждом шаге этого верзилы, с замашками неандертальца. Лежание животом на каменном бицепсе совсем не способствует беседе.

– Я еще не начинал портить вам жизнь. Но вы не пропустите сей знаменательный момент. Я умею быть совсем не душкой.

– Да ну? То есть до этого момента вы были сладким зайкой? Странно, я не, ик, заметила.

– Вы слишком болтливы для простой секретарши. Аргентина Дмитриевна.

– А вы слишком много себе позволяете. А ну поставьте меня на землю. Быстро. То, что вы спали в моей квартире совсем не означает, что вам все дозволено.

– А почему ты меня не выгнала? – вдруг совсем серьезно спрашивает меня Демьянов. – Ну, вытолкала бы взашей, треснула бы чем-нибудь потяжелее, я бы выломал дверь, сожрал бы все твои щи прямо из кастрюли. Ты бы вызвала ментов.

– Мне очень нужна эта работа, – выдыхаю я.

– То есть, за должность моей секретутки ты была готова даже на грехопадение?

Нет, я оказалась не готова, черт бы его подрал. Мне захотелось честной игры. Дура я, прав мой внутренний голос.

– Поставьте меня. Меня тошнит и кружится голова, – стону, совсем не от того, что все мои внутренние органы скукожились в тугой узел. Я чертовски зла на себя, за свою глупую мягкотелость.

– От меня? – я взлетаю в воздух, как шелудивый котенок и через мгновение ощущаю голыми ступнями потрескавшийся асфальт. Он ледяной, и слава богу. Выхолаживает идиотские мысли и ненужные эмоции из организма.

– От вас сильнее всего, – смотрю в стальные омуты, ледяные и бездушные. И черт там знает, что творится в голове и душе моей проклятой жертвы, если конечно она есть у него эта душа. – Вы просто…

– Кто? Ну, говори, кто я, – рычит Демьянов, скаля зубы. Ну какая он жертва? Он же сам хищный зверь. Опасный и чертовски привлекательный, как все хищники.

– Самодур и хам, – нельзя показывать своих истинных страхов. Нельзя. Но выгляжу я сейчас еще жальчее обычного. Встрепанная мышь в костюме цвета, черт да поносного он цвета. Босая в запотевших очках. Да уж, он прав, кому в голову прийти может со мной греху предаться. Разве что слепо-глухо-немому дураку. Но среди олигархов таких не встречается. – Вместо благодарности вы меня оскорбляете. Вместо спасибо постоянно подкалываете. Это просто высшая степень вашего нарциссизма, от которого зубы сводит.

– Зубы у тебя от скобки сводит. А в целом да, я такой. Привыкай. Тебе же очень нужна эта работа, – щурится сталь. Перетекает, как расплавленная ртуть. И чертова карусель крутится где-то на грани моего восприятия, с противным скрипом. – Туфли купим по дороге. Ты права, мы неприемлемо опаздываем.

– Не надо на меня тратиться, я сама в состоянии…

– Ты не в состоянии выгнать взашей пьяного мужика, так что про свое состояние можешь мне не заливать. В машину. Быстро. Пока я снова не взвалил тебя на плечо. И так вся сопливая, не хватало еще, чтобы ты кашлять начала как вокзальный бомж. Кстати, бабки все глаза сломали. У тебя еще не чешется нигде?

Я метнулась к стоящему рядом с подъездом джипу, на все лады проклиная свою чертову судьбу. Демьянов опасен, а чего я хотела? Этот человек совсем не простой. Хитрый и бессердечный. Иначе он не стал бы тем, кем стал. Надо брать себя в руки. Надо просто превратиться в Тину, завалить мамонта, сидящего рядом со мной на заднем сиденье элитной тачки, как ни в чем не бывало. Слишком близко. Опасно близко. Настолько, что я чувствую раскаленный жар, исходящий от сильного самца. И все мои инстинкты кричат, буквально вопят, что лучше бы меня убил разведенный мною Леснов, с особой жестокостью и пытками.

Глава 14

Демьянов

– Иван Ильич, к вам Жора, – журчит селектор голоском Ирины.

– Почему мне докладываешь ты? – необъяснимо злюсь на ни в чем неповинную, верную, словно служебная собака, беременную бабу.

– Потому что ваша новая помощница еще не приступила