Иларх вскочил.

Ударом кописа[92] отбил брошенный дротик. Молниеносно надел шлем – и не зря: пущенная с близкого расстояния стрела гулко ударила по бронзе. От звона он на секунду опешил, но тут же овладел собой. Нашарив копье, укрылся за камнем. Осмотрелся, оценивая обстановку, – и ринулся в самую гущу схватки.

Карийцы мечами проламывали кольчуги степняков, раскраивали черепа. Среди полуразрушенных стен крепости сакам было трудно стрелять прицельно. Схватка оказалась короткой и жестокой. Нападавших разбили: одних зарезали, других столкнули с обрыва.

Разведчики потеряли пятерых товарищей, но задачу выполнили – высота осталась за ними, так что отряд Менелая сможет беспрепятственно занять северный склон Асурага.

Предстояло главное – под покровом ночи ворваться в долину и уничтожить вражескую конницу, чтобы катафракты Гермея смогли ударить по отступающей армии Раджувулы.

Когда Бхима построил дом, Иешуа засобирался в дорогу.

В Такшашиле[93], у подножия Химавата, живет Гатаспа – жрец Шивы, о котором он много слышал от Белшаццара, старого друга из Мицраима[94]. И которого должен обязательно отыскать. Он поможет разгадать загадку свинцовой пластины.

Когда-то очень давно – Иешуа только родился – они уже встречались. В Бет-Лехеме. Если мимолетное свидание в темноте лачуги, едва подсвеченной масляной лампой, можно назвать встречей. Иешуа тогда сосал грудь матери и не понимал того, что происходит вокруг…

Иудей двинулся на север.

Позади осталась крепость Читторгарх на склоне Арравалийского хребта. Царство Марвар он обошел стороной, избегая дороги через пустыню Тар – Землю смерти. В память слишком хорошо врезался испепеляющий зной аравийской равнины Эш-Шам.

В Дахлиз[95], древнюю столица Пандавов, которая в «Махабхарате» именуется Индрапрастхой, он заходить не стал – слишком много нищих стекалось по окрестным дорогам к большому городу.

Еда, которую ему дала с собой Амбапали, закончилась еще до Читторгарха, поэтому он пользовался любой возможностью заработать по дороге. Первым делом находил раджуку, чтобы напроситься на работу. Потом от рассвета до заката провеивал озимое зерно, копал оросительные каналы или черпал воду из колодца вместе с рабами, штрафниками и кармакарами.

Однажды ему пришлось просить милостыню на лестнице высокого ступенчатого храма, украшенного колоннами, балкончиками и нишами с цветными фигурками Шивы. Вместе с такими же дошедшими до крайности бедолагами – кожа да кости. Прочитав во взгляде млеччхи отчаяние, садху подвинулись, освобождая ему место рядом с собой.

Наконец Иешуа достиг страны Сапта-Синдху. В пригороде Лабоклы он за одну пана срубил незацветшее дерево палаша, вогнутые листья которого напоминают ложку для жертвоприношений.

Изготовив из ствола молитвенный столб, иудей еще несколько дней вырезал из стружек амулеты для долголетия. Зато каждый вечер крестьянин наливал ему целую миску густой рисовой похлебки…

И вот он в Такшашиле, городе гандхаров, когда-то столице двенадцатой, самой восточной из сатрапий империи Ахеменидов. Выяснив в храме Шивы, где находится убежище садху, он двинулся в сторону предгорий Каджнага.

Измученный долгой дорогой, Иешуа едва добрел до монастыря, где рухнул на руки монахов. Словно в тумане видел он склонившиеся над ним лица. Его куда-то несли, дали выпить горячий отвар, потом уложили на набитый сеном тюфяк, накрыв шерстяным одеялом. Иудей заснул глубоким сном человека, благополучно достигшего трудной, но заветной цели.

Он спал почти сутки.

Утром встал, вышел на веранду, откуда расположенная в долине Такшашила казалась растревоженным муравейником. Внизу поблескивала извилистая лента Дамра Налы. За спиной ввысь уходили горбатые отроги Химавата. Тень от высокой скалы черным крылом накрыла вход в чайтью. Ветер шелестел листьями магнолий и лавров, принося прохладу с гор.

Вошли двое, судя по одежде – миряне, уселись на пол. Взаимное приветствие на греческом «Мир тебе» прозвучало одновременно. Один из них, высокий и статный, доброжелательно улыбнулся, оглаживая курчавую каштановую бороду. Он казался ровесником Иешуа. Другой – моложе, низкорослый и коренастый, с коротким ежиком на голове – смотрел настороженно.

Оба откровенно разглядывали иудея. Пауза затянулась, дальнейшее молчание могло показаться невежливым. Тогда Иешуа первым начал разговор, обратившись к высокому.

– Почему говоришь на греческом?

– Привык в пути, – ответил тот. – Я пришел из Вавилонии. Везде, где нас принимали, хозяева говорили по-гречески более или менее сносно. А что касается санскрита или пайшачи, так я их понимаю, мне языки легко даются.

Иешуа постарался скрыть улыбку.

– Как твое имя?

– Аполлоний. Я из Каппадокии[96]. Родился в Тиане, которую построила ашшурская царица Шаммурамат, и предпочитаю, чтобы меня называли тианцем.

Он положил руку на плечо спутника.

– Это мой друг Дамид. Но он не будет принимать участия в разговоре.

– Почему?

– У нас так заведено. Он говорит только тогда, когда позволяю я.

«Какая же это дружба, – засомневался Иешуа, – если один подчиняется другому без видимой причины».

Решил задать нейтральный вопрос.

– Ты пересек Кавказ, наверное, видел цепи, которыми был прикован Прометей?

Тианец ухмыльнулся.

– Ты решил проверить меня… Что ж, я их не видел. Понимаю, тебе хочется узнать, равен ли я тебе в учености. Но ведь садху не дают уроки кому попало, верно?

– Хорошо, тогда расскажи о себе. – Иешуа хотелось, чтобы обстановка поскорее стала непринужденной.

Тианец пожал плечами.

Иудей решил помочь ему:

– Что заставило тебя забраться на край света?

– Эмпидокл, Демокрит и Пифагор путешествовали в Вавилонию, чтобы припасть губами к источнику мудрости магов. Я просто пошел еще дальше на Восток.

Огладив бороду, тианец широко улыбнулся, и Иешуа впервые за долгое время почувствовал, что он среди друзей.

Собеседник продолжил:

– Мама рассказывала, что перед моим рождением ей во сне явились лебеди, спутники Аполлона. Вот отсюда и имя – Аполлоний.

Тут он махнул рукой и добродушно рассмеялся.

– Про мое рождение всякие байки рассказывают… Будто бы, как только я показался из маминого чрева, в ясном небе сверкнула молния, но ударила не вниз, а вверх. Другие называют меня сыном Зевса Горкия – хранителя клятв, по воле которого из земли на окраине Тианы бьет источник Асбамей. Тиана считается эллинским городом, но в нашей семье почитали египетского бога Протея. В четырнадцать лет отец отдал меня в обучение финикийцу Эвфидему, известному ритору из Тарсоса. Он думал, что морской порт, где пересекаются торговые пути, пропитан мудростью разных народов…

Аполлоний грустно улыбнулся.

– Странный город… Благодаря торговле с Римом жители ни в чем не знали нужды. Все, к чему они прикасались, обращалось в золото. Казалось, люди пьянеют даже от выпитой воды. Но богатство развращает, и я понял, что не мудрости они ищут, а жирной пищи, роскошных одежд и плотских удовольствий. Тогда я попросил отца, чтобы он позволил мне переселиться в соседние Эги, поближе к храму Асклепия. Эги славились философскими школами. Кого здесь только не было: последователи Платона, Аристотеля, Эпикура, Хрисиппа… Но больше всего меня интересовало учение самого загадочного философа Эллады