художника. Никаких мистических символов, крестов или черепов, зато множество самых разнообразных книг и журналов, компьютер, факс и ксерокс. Все это напоминало не жилище экстрасенса, а редакцию какого-нибудь метафизического журнала. Кроме девушки, Денис увидел еще бородатого молодого человека не старше двадцати пяти лет и весьма приятную даму лет сорока.

Однако когда его провели в кабинет экстрасенса, то при первом же взгляде на этого невысокого, подвижного, слегка лысоватого мужчину лет сорока пяти, с живыми, умными, но чуть плутоватыми глазами, Денис вдруг понял, что сам «учитель» нравится ему гораздо меньше его «учеников». Только потом, после завершения процедуры предварительного знакомства, Денис сумел сформулировать для себя, что же именно не понравилось ему в экстрасенсе: какое-то еле уловимое лукавство в глазах. Создателю новой серьезной и многообещающей теории свободы полагалось бы иметь не столь живой, а более глубокомысленный взгляд. Как женщина, приходя к мужчине-гинекологу, надеется увидеть спокойные глаза специалиста по женским болезням, а не любопытствующий взгляд мужчины, пожирающего глазами раздевающуюся женщину, так и Денис хотел бы, чтобы взгляд Александра Павловича, как представился экстрасенс, был более умудренный и уж во всяком случае без оттенка пронырливости. Нельзя заставить других поверить в то, к чему сам относишься с насмешкой. Тем более что и одет он был слишком экстравагантно: в черную водолазку, черные брюки и роскошный, расшитый золотыми узорами халат, перепоясанный кушаком с золотыми кистями на концах.

Однако когда начался сеанс «черной магии» — а именно так Денис мысленно назвал это действие, — лицо Александра Павловича вдруг приобрело многозначительное выражение. Он положил снимок Галины на стол, попросил Дениса хранить молчание и, сосредоточенно протянув над фотографией руку, закрыл глаза. Так продолжалось несколько минут, в течение которых лицо экстрасенса постепенно хмурилось, приобретая все более мрачное выражение.

«Что за чертовщина, — думал про себя Денис, начиная испытывать невольное волнение, — а вдруг он скажет, что она мертва? Ну что он так хмурится?»

В этот момент Александр Павлович открыл глаза и просто, без всякой усмешки посмотрел на Дениса.

— Нет, она жива. Но, к большому моему сожалению, не могу вас утешить и сказать, что с ней все в порядке.

— Тогда что с ней? — .в голосе Дениса прозвенело непроизвольное отчаяние.

— Со всей определенностью сказать не могу, но…

— Что, что, что?

— Какое-то несчастье с ней произошло, поскольку сейчас она находится в очень подавленном состоянии. И это состояние, пожалуй, даже хуже вашего.

— Да где она находится, черт подери?

Александр Павлович снова нахмурился и закрыл глаза, через несколько минут открыл Их вновь, отрицательно покачал головой и устало потер лоб, словно желая избавиться от головной боли.

— Не могу сказать точно. Она куда-то Движется, поэтому ее положение в пространстве непрерывно меняется.

«Может, домой?» — Денис едва не вскочил с места.

— Извините, — на этот раз улыбка экстрасенса была даже чуть виноватой, — но больше пока я ничем вам помочь не могу.

— Денис машинально кивнул, тяжело вздохнул и вдруг, словно о чем-то вспомнив, спросил:

— Сколько я вам должен? Ведь вы оказываете такие услуги не бесплатно?

— Вообще-то нет, — согласился Александр Павлович, — но я предпочитаю доверять людям, а потому вы вернетесь сюда, если захотите, и заплатите сколько сможете, когда то немногое, что я вам сообщил, подтвердится.

— Да, да, конечно, — немного обрадованно сказал Денис, почувствовав легкую симпатию к своему собеседнику. — Ну тогда я, наверное, пойду?

Он стал было подниматься с места, когда Александр Павлович спросил о том, не хотелось бы ему немного узнать о сути нового учения. Торопиться Денису? — '; было некуда, и, кроме того, он чувствовал, себя несколько обязанным, поэтому кивнул и вновь опустился в кресло.

— Для начала я хотел бы провести некоторые исторические аналогии, — вставая из-за стола и по-лекторски заложив руки за спину, заговорил Александр Павлович. — Как вы помните, в недавнем прошлом коммунистическая пропаганда? всячески уверяла нас, что между фашизмом и коммунизмом нет и не может быть ничего общего — первый принадлежит прошлому, второй будущему. Но вот мы прозрели, и вдруг выяснилось, что между тем и другим различие лишь в цвете: коммунизм — это тоталитаризм красный, фашизм — коричневый. Но можно продолжить эту аналогию и задуматься над другим вопросом — а в чём разница между марксизмом-ленинизмом и христианством? Сейчас, в эпоху возрождения церкви, когда она отчаянно пытается завоевать как можно большее влияние в обществе, стремясь занять опустевшее идеологическое пространство своими христианскими догматами, мое утверждение будет воспринято как кощунство. И тем не менее, я утверждаю, что между марксизмом-ленинизмом и христианством не больше разницы, чем между коммунизмом и фашизмом. И то, и другое — догматизм, только марксизм основан на учении XIX века, христианство — на учении. У того и другого есть свои непререкаемые авторитеты и «священные писания». Да, марксизм обещает рай при жизни, христианство — после смерти, но я говорю не о деталях, а об основных принципах мышления. Вы меня хорошо понимаете?

— Да, разумеется. — Денис был искренне заинтересован, на мгновение вспомнив о том, сколько крови ему в свое время попортили госэкзамены по научному коммунизму.

— Прекрасно. Когда я пришел к таким выводам, то решил продолжить анализ и сравнить марксизм с другими религиями. Я не хочу вас утомлять долгой лекцией, а потому сразу подойти к выводу — любая религия — это догматизм, а любой догматизм — это рабство. И вот тут-то мне пришел в голову любопытный вопрос — а нельзя ли создать такое учение или религию, если хотите, которая бы могла избежать этого догматического рабства и тем не менее дать своим приверженцам то утешение и надежду, без которых не обходится ни одна религия? Я, разумеется, имею в виду утешение в несчастье, главным из которых является смерть; и надежду на какую-то иную, посмертную форму жизни. Противоположностью догматизма является скептицизм, но на нем никакого положительного учения не построишь. И я попытайся взять за основу ту главную ценность, которая…

— Свободу? -

— Именно, свободу.

Денису не удалось дослушать до конца, поскольку в дверь кабинета нерешительно постучали, а затем миловидная девушка, открывавшая ему дверь, извинилась и вызвала Александра Павловича в коридор. Вернувшись, экстрасенс тоже извинился.

— Мне очень жаль, что я не рассказал вам самого главного, но, к сожалению, мои обязанности в чем-то сходны с обязанностями врача — и я порой тоже вынужден оказывать первую помощь.

— Ничего не поделаешь, — улыбнулся и Денис, прощаясь и пожимая ему руку.

Александр Павлович проводил его до самой входной двери и уже на пороге неожиданно сказал:

— Я не сомневаюсь в том, что ваша жена