Шрифт:
Закладка:
Растягивать надолго невкусную еду я научилась. Со вкусной получалось плохо. Только при условии, что ее очень мало. Целый торт столовой ложкой? В реальности, скорее всего, я ела бы его руками. Отламывая здоровенными ломтями. Глотая, почти не разжевав. Разумеется, если бы рядом никого не было. Но даже на людях стандартный стограммовый кусочек, десертной ложечкой или вилочкой, умяла бы за минуту, не успев почувствовать вкуса. Именно поэтому при ком-то старалась не есть ничего приятного. Только нелюбимое. Любимое — исключительно одна. Микроскопическими порциями.
Поставив на тумбочку пустой стаканчик, я покосилась на телефон. Сомнений, откуда взялся этот сон, не было. Словно в ответ на мои мысли раздался звонок.
Может, лучше сделать вид, что не услышала? То, что я ему написала, определенно, было ошибкой. Еще не поздно ее исправить. Черный список — навсегда. И больше никаких шансов.
— Да?
— Привет. Как ты?
— Пока еще жива.
Прозвучало не очень любезно, и Ярослав это заметил:
— Не разбудил?
— Разбудил, — уцепилась я за его слова.
— Извини.
— Ничего. Все равно надо… — я запнулась, не зная, что придумать. — Лекарства принимать.
Если днем я разговаривала с ним и улыбалась, то сейчас била мелкая дрожь — то ли от напряжения, то ли от температуры. Но он втянул меня в легкий разговор об Италии и неделе моды, и постепенно озноб ушел.
— Извини, Мариш, тут кое-что сделать надо, — спохватился он где-то через полчаса. — Позвоню завтра. Спокойной ночи. Поправляйся, — и добавил после секундной паузы: — Целую.
Кажется, температура мгновенно скакнула за сорок.
Держалась она дня три, выше тридцати восьми, и кашель никак не проходил. Я маниакально читала интернет и старательно прислушивалась к себе, выискивая ковидные симптомы. Несколько раз обнаруживала одышку и впадала в панику, но каждый раз оказывалось, что ошиблась. Позвонили из поликлиники, поинтересовались, как дела, обрадовали, что тест еще не готов.
Девчонки писали в вотсап, Ярослав звонил два раза в день, утром и вечером, и мы подолгу разговаривали. Не о чем-то архиважном, скорее, наоборот. Я удивлялась, потому что не слишком любила болтать по телефону, но с ним было удивительно легко. Как в самый первый вечер и как в самолете — не приходилось искать темы для разговора, они находились сами. Это напоминало вязание: петля за петлю — и получается узор.
Он расспрашивал, как я себя чувствую, задавал кучу вопросов, и было ясно, что это не вежливость ради поддержания беседы. Что его действительно это волнует. А еще я ловила себя на том, что с каждым днем все больше жду его звонков. Просыпаюсь и смотрю на часы. И вечером тоже поглядываю нетерпеливо.
Однако при этом от мысли, что будет дальше, каждый раз бросало в дрожь. Написав ему, я дала понять, что согласна сделать еще одну попытку. И да, я хотела этого. Но все же не была до конца уверена, что поступаю правильно. Имело смысл поговорить по скайпу с Автандилом, однако что-то подсказывало: решение я должна принять сама. И только потом уже работать с психологом — независимо от того, каким оно будет, это решение.
С каждым днем вырисовывалось все яснее: как только я поправлюсь, мы с Ярославом встретимся. И мне придется ему обо всем рассказать. Причем сразу. Сделать это потом будет намного труднее. Но вот как — я не представляла. Равно как и его возможную реакцию. Я бы на его месте… нет, вообразить себя на его месте у меня тоже не получалось.
На четвертый день температура упала, кашель пригас. На пятый я встала, оделась, сложила диван и села за работу, перспектива которой все более размывалась. Весенние коллекции уже пошли в продажу, большую часть летних я закупила, а вот с осенью все пока было неясно. Я разговаривала с владельцами и управляющими, списывалась и созванивалась с поставщиками, на всем лежал терпкий привкус неопределенности.
На седьмой день, ближе к вечеру, мне наконец позвонили и сообщили, что тест отрицательный.
— Точно? — переспросила я, с облегчением переведя дыхание.
— Абсолютно, — равнодушно заверила девушка из поликлиники.
Вообще-то я уже три дня чувствовала себя вполне прилично, но интернет стращал тем, что даже легкая форма ковида коварна и непредсказуема. Узнав, что приговор отменили, я разослала сообщения всем знакомым и… сама набрала номер Ярослава.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил он.
— Нет. То есть да. То есть… в общем, все в порядке, отрицательный тест.
— Отлично. Послушай, я сейчас не могу разговаривать. Но раз так, что скажешь, если завтра к тебе приеду? Часов в семь?
Уснула я ближе к утру, извертевшись, как пропеллер. Переворачивала подушку холодной стороной, высовывала из-под одеяла ногу. Вставала, пила на кухне воду, смотрела в окно на темный двор.
«Да» вылетело само собой. Наверно, раньше, чем я успела понять, что именно он предлагает. Потом испугалась, но было уже поздно.
— Говори адрес, — потребовал Ярослав, и я послушно продиктовала. И добавила:
— Код как номер квартиры.
— Понял. До завтра.
Я нажала на отбой, и тут началось… Не то чтобы паника, но…
Когда мы столкнулись в кофейне и потом, в самолете, я не могла ему ничего объяснить. Это было бы равносильно тому, чтобы рассказать малознакомому человеку — секс не в счет! — о том, что у меня, к примеру, геморрой или еще какая-нибудь неприятная болячка. Даже при условии, что больше мы никогда не увидимся. Ну да, всего пара минут позора, а воспоминание-то о них останется. Но сейчас…
Те отношения, которые завязывались у меня в течение последних пяти лет, никак не предполагали ничего серьезного. Легкие, поверхностные, без обязательств. Перед тем же Мишкой, да и перед всеми остальными, я могла изображать чокнутую фитоняшку, помешанную на фигуре и диетах. Сейчас так не получилось бы. Что-то подсказывало: с Ярославом может быть или серьезно, или никак. А значит, придется обо всем рассказать.
Постоянный соблазн — это и есть стресс и фрустрация, от которых предостерегали в клинике. Смогу ли я жить в вечном напряжении, не приведет ли это к новым срывам? И сможет ли он принять меня — такую?
«Посмотри на себя, жирная корова! Когда ты идешь, у тебя жопа трясется, как панна-котта. С тобой трахаться — как на водяном матрасе прыгать. Да чтобы на тебя встало, надо глаза закрывать и представлять порно с моделями».
Я давно уже не была коровой. За два года после клиники плавно похудела на пятьдесят килограммов и держалась в одном весе, но эти слова Паоло, видимо, застряли в памяти навсегда. Автандил не раз говорил: стабильные и эмоционально ровные, без качелей, отношения — один из главных факторов продолжительной ремиссии. Но я, похоже, заведомо выбирала тех, с кем серьезных стабильных отношений не могло быть по определению. Почему? Да все потому же. Как бы ни было замечательно, срыв рано или поздно произойдет. Откуда мне знать, как отреагирует на это мужчина, который будет рядом. Если так, как Паоло, то чем все кончится для меня, страшно даже подумать.
