Шрифт:
Закладка:
— Был да сплыл, — вздохнула я. — Не вышло. Даже как onlysex не прокатило, потому что секс был так себе. И поговорить не о чем. Съездили на новогодние каникулы и разошлись. Но есть кое-что еще. Просто задница.
И я вывалила на него все. И летнюю историю с моим паническим бегством, и про нашу с Ярославом встречу в кофейне, и про сегодняшнюю в аэропорту. Все как есть. Все мои страхи и сомнения. Ему — как раз могла. Даже легче, чем Сове и Снежке. Потому что именно он наблюдал мой разрыв с Паоло. И видел, во что я превратилась тогда.
Фабиано глубоко задумался.
— Твоя беда, Мари, в том, что ты не долечилась. Жесткая диета и усиленные занятия спортом этому подтверждение.
— Моя беда в том, — возразила я, — что сорвала гормональный фон и обмен веществ. Которые и раньше были проблемными. Чтобы не разжиреть снова, приходится ограничиваться в еде и заниматься. А любые ограничения и запреты — по факту провокация. Бодипозитив и принятие себя бесформенной тушей? Работая в индустрии моды? Да, ты прав, до этого меня не долечили. Вот и получается замкнутый круг. Ну и куда мне, скажи на милость, повар при таком раскладе? И не просто повар, а тот, кто привык каждый свой бутерброд фотографировать и выкладывать в сеть. Он наверняка на рекламе в блоге зарабатывает больше, чем в ресторане.
— Но ведь на этот раз ты не сказала «нет»? — усмехнулся Фабиано.
В течение следующей недели особо переживать я не успевала. Каждый день был настолько заполнен событиями, что приходила в гостиницу и засыпала, не успев додумать до конца ни одной мысли. Показы, релизы, обсуждения, встречи рабочие и просто так, со старыми знакомыми. По-итальянски эмоционально, шумно, ярко.
И все же, все же… нотка нервозности ощущалась. То и дело на улицах, в транспорте и на показах попадались люди в медицинских масках. Итальянцы, готовые целовать в обе щеки каждого, кого видели больше одного раза в жизни, все больше ограничивались коротким «чао» на расстоянии. Ближе к концу недели стало известно, что в Ломбардии уже с полсотни больных короной. Джорджо Армани, чтобы привлечь внимание публики к этой проблеме, решил провести свой показ за закрытыми дверями, ограничившись трансляцией на сайте бренда и в соцсетях. У него получилось и то, и другое: о надвигающейся эпидемии заговорили даже те, кто в принципе не интересовались новостями.
— Кто знает, когда теперь увидимся. И увидимся ли вообще, — мрачно заметил Риккардо.
В последний день модной недели, уже после официального закрытия, мы всей компанией ужинали в том самом ресторане, где когда-то стажировался Ярослав. Казалось, что вот-вот его увижу. Как, впрочем, и все эти дни. Ощущение, будто он где-то рядом, может, на соседней улице или вообще в двух шагах, шло постоянным фоном. Оно не было неприятным или наоборот приятным. Скорее, зудящим. Хотелось оглянуться, но я сдерживалась. Поскольку не знала, что буду делать, если на самом деле натолкнусь на него.
— Глупости, Рико, — отмахнулась рыжая хохотушка Сигне. — Увидимся через год. Все это скоро закончится.
— Не глупости! — возразил Фабиано. — Если и дальше пойдет так, как началось, всех ждут непростые времена. А нас — в первую очередь. То, чем мы занимаемся, не относится к разряду насущных потребностей. Не говоря уже о том, что заболеть и умереть может любой.
Я не была согласна с Сигне, все действительно выглядело серьезным, но и прогноз Фабиано казался слишком мрачным. Это уж совсем должно быть тотальное бедствие, чтобы светская львица или инста-дива отказались от нового платьишка или туфелек. А заболеть… ну что делать, все под богом ходим.
— Мари, — сказал он на следующий день утром, когда вез меня в аэропорт, — я всю неделю думал о том, что ты мне рассказала. Тебе не приходило в голову, что эта встреча помогла бы тебе изменить отношение и к себе, и к еде? Если все сложится удачно, конечно.
— В том-то и дело, Фабиано, — вздохнула я. — Если сложится. А если нет? Я сейчас уже на грани срыва. Прямо накануне отлета едва смогла остановиться. Благо холодильник был пустой. Вернусь и позвоню своему психотерапевту. И по этому поводу тоже.
— Вот это уже разумно, — кивнул он. — Ты же знаешь, я немного мистик. Второй раз можно встретиться случайно. Третий — наверняка нет.
В самолете я рассеянно листала красочные буклеты, прихваченные на показах. Удивлялась авторской фантазии, прикидывала, что из прет-а-порте пойдет хорошо, а что подвиснет. Разумеется, по работе меня больше интересовала обувь, но как раз итальянскую я закупала меньше других, хотя сама предпочитала именно ее. Модели не на массовую российскую ногу: размеры заточены не только на длину стопы, но и на полноту, поэтому часто не совпадают, требуют тщательной примерки. Ну и цены на настоящее «made in Italy», в отличие от склепанного по лицензии «designed in Italy», очень кусачие, в том числе из-за дорогой растаможки.
Глядя на моделек с ручками и ножками не толще спичек, я усмехнулась: милочки, проф Понтедро ждет вас с распростертыми объятиями. Толстух в его клинике как раз было немного — моя булимия, выросшая из компульсивного обжорства, отличалась нетипичным течением.
Я в модели изначально не годилась ни ростом, ни габаритами, но что, интересно, могло вылупиться в такой семье как моя? Только существо, болезненно озабоченное собственной внешностью. Бабушка — профессиональная манекенщица, проработавшая в знаменитом Ленинградском доме моделей на Невском до самого его закрытия в девяносто четвертом. Мать в конце восьмидесятых принимала участие в нескольких конкурсах красоты, занимая призовые места. Там-то ее и приметил отец — довольно важный чиновник из ведомства внешней торговли, впоследствии ушедший в бизнес. Разница в возрасте у них была почти двадцать лет.
Она не работала ни дня, маниакально занимаясь собою. Косметологи, парикмахеры, массажисты, аэробика. Одежду ей шили на заказ, обувь и косметику привозили из-за границы. И меня-то рожать не хотела, поскольку это могло испортить фигуру, но отец настоял. Читать я училась не по букварю, а по журналам мод, которых дома было неимоверное количество. Пугающие своей худосочностью модели еще больше укрепляли уверенность в том, что я — толстая, некрасивая и всю жизнь буду где-то на вторых ролях. В лучшем случае на вторых.
В школу меня отдали пусть и не самую элитную, но вполне престижную, языковую гимназию. Одежками там мерились с первого класса, фигурами — с пятого или с шестого, как только начали появляться бледные намеки на эти самые фигуры. Все, кроме отдельных пофигисток, вроде Совы и Снежки.
С одеждой у меня благодаря отцу все обстояло прекрасно, а вот фигурой похвастаться я не могла. Конечно, в классе хватало девчонок пообъемнее, я-то — если объективно — была вполне нормальной. Но сравнивала себя не с ними, а с тонкими-звонкими, за которыми бегали мальчишки. За мной тоже бегали. Правда, все не те. Те — нет. Почему? Потому что толстая, ясное дело.
Наверно, другая на моем месте заросла бы комплексами еще в подростковом возрасте. Обычно уверенные в своей непривлекательности девчонки сторонятся сверстников. Но, как ни странно, выручали коммуникабельность и доброжелательность. Рот до ушей, как у Буратино. Меня даже не дразнили никогда: неинтересно — смеялась первая. В приятельских отношениях была со всеми. И на дни рождения приглашали всегда, что в школьные годы говорит о многом. Это как-то компенсировало огорчения по поводу не самой изящной талии.
