Дорохов помолчал.

— Ты устала. Я, старый дурак, сделал ошибку. Конечно, перелет, такие оглушающие новости. Слишком большая эмоциональная нагрузка, и все разом. Извини.

— Ничего. Я еще соображаю, что к чему. Когда мне нужно объявить о своем окончательном решении?

— Завтра до полудня — мне. Послезавтра в десять часов утра — руководителям подразделений холдинга. На официальном совещании. Иди спать. Если заснешь. Мария Афанасьевна покажет тебе твою комнату.

— Спокойной ночи.

— Мария Афанасьевна на кухне.

Даша прошла все тем же длинным коридором, уперлась в кухню, которая была обставлена как комната, в. крестьянской избе. Длинный стол, собранный из струганых, но неотшлифованных досок, темные панели на стенах, и даже полы были из некрашеных досок, а не паркет, как во всей квартире.

Мария Афанасьевна сидела в торце стола и неторопливо лепила пельмени. При появлении Даши подняла свою седую голову, мягко улыбнулась и спросила:

— Ну что, напугал он тебя?

— Да, — глубоко вздохнула Даша.

— А ты его не бойся. Он тебя заранее любит, потому что у него в жизни не было человека любимей, чем твой брат, наш Володенька. Темная все-таки история с его смертью.

— Почему — темная?

— Да понимаешь, они шли по океану такой, как я поняла, дорогой, которая другими кораблями просто перегружена. Ну, как я поняла из мужских разговоров, там всяких пароходов как автомобилей на нашей Тверской. И никто не видел, как яхта Володеньки тонула! Этого быть не могло, как я поняла.

— А погода? Может, шторм был.

— Проверили. Прекрасная была погода от Канарских островов до Средиземного моря и Барселоны.

— Но какая-то официальная версия гибели есть?

— Испанцы считают, что на яхте что-то взорвалось.

То ли в моторе, то ли баллоны газовой плиты на кухне.

— А наша версия?

Мария Афанасьевна ответила не сразу, с внезапным раздражением:

— Наша версия свинская. Даже говорить тебе об этом противно.

— Но все же?

Мария Афанасьевна поморщилась:

— Ну тут такую гадость запустили… будто бы Володя наворовал кучу денег и перевел их в заграничные банки. И будто понял, что здесь для него запахло жареным. А потому уехал якобы отдыхать на Канары, а потом сбежал. Снял деньги со своих счетов в заграничных банках и где-то спрятался, изобразив, что утонул. Чушь это, чушь!

— Да. Ведь к тому же он был не один на яхте.

— Вот именно. С ним Ирина была и дружочек его, убогий Зариковский. Чего он с ним возился, никто понять не мог. От жалости, что ли? И еще шкипер яхты: был, испанец, Володя его вместе с яхтой арендовал. Ну, предположим, Володя снял со счетов наворованные деньги и спрятался с Ириной где-то в Южной Америке. Но Хуан и Зариковский должны были домой вернуться?! Так что получается? Убил наш Володя, что ли, всех своих спутников?

— Можно предположить, что взял с собой.

— В Южную Америку? Ну, положим, тунеядец и нахлебник Зариковский за ним бы босиком побежал. Но испанец? Шкипер этот?! У него в Барселоне семья и трое детей. А на Канарах — вторая семья и двое детей!

— А ваше какое мнение?

— Нет у меня мнения! — в сердцах ответила старушка. — Но одно я знаю наверняка. Мы еще про Володю что-то услышим. Не такой он человек, чтоб без следов в какой-то луже утонуть.

— Океан все-таки не лужа.

— Для такого человека, как Володя Муратов, — лужа. Ты сытая? Или, хочешь, я тебе из морозилки свеженьких пельмешек сварю?

— Не надо, я наелась.

— Спать небось хочешь, пойдем, я покажу тебе твою светелку.

Она поднялась из-за стола, снова прошли темным коридором и оказались в небольшой уютной комнате, сохранившей явные следы девичьей спальни. Что Мария Афанасьевна тут же и подтвердила:

— Здесь наша дочь, Мариша, жила. Замуж выскочила в восемнадцать лет. Теперь с мужем в Америке бизнес делают. В Калифорнии. У меня уже двое внуков. Хорошо живут.

— Повезло.

— Да. Большинство из тех, кто за рубеж дуриком уехал, кукуют там ничуть не лучше, чем здесь. Ну вот твоя постель, белье я постелила. Туалет по коридору налево, ванная рядом. Снотворное тебе дать, или ты так заснешь?

— Засну так.

Но в этом утверждении Даша крупно ошиблась. Сна не было, а только полузабытье — тревожное и зыбкое. Почему-то все время мерещился Наполеон. Она просыпалась и тут же вспоминала, что завтра нужно дать ответ о своих планах, а точнее сказать — о своей судьбе. Да или нет? Взять ли свою долю наследства или принять на, себя дело брата. Предположим, спокойней было бы получить свой процент наследства и на этом успокоиться. Но тут же возникало соображение: а что она будет делать с такими гигантскими капиталами в родном Семенове? Ну отремонтирует капитально школу. Построит при школе бассейн с подогревом воды. Можно вложить деньги в чулочную фабрику, но это вздорное решение — она и сейчас-то на ладан дышит, никакими инъекциями ее не спасешь. Построить храм? Достаточно и тех, что есть. Народ Семенова был не столько христианского направления, сколько (Даша была в этом убеждена) языческого. Хорошо. Взять свою долю и остаться в Москве, в квартире, купленной братом? И что — сидеть на этих капиталах, стричь купоны?

И ничего не делать? Во время очередного пробуждения она остро почувствовала, что возвращаться в Семенов не хочет. Родные места, казалось, уже отодвинулись, от нее так далеко, что не вызывали в душе никакой ностальгической грусти. Это была уже перевернутая страница книги жизни.

Хорошо. Пойти на учебу, окончить эти управленческие курсы и принять фирму. Об этом даже думать было боязно. Ведь придется командовать немалым количеством людей, и это не школьники выпускных классов. Но у нее есть племянница Катя, которая осталась сиротой, и велением брата она, Даша, за нее отвечает.

Так что решение может быть только одно. Отчаянное по уровню риска и глупости, но выхода не было.

Глава 4

Утром Даша с удовольствием поплескалась под прохладными струями душа, из головы ушла болезненная тяжесть бессонной ночи.

На кухне Мария Афанасьевна уже накрыла стол к завтраку, но Даше никакие вкусности в горло не лезли. Она слышала, как кто-то пришел в квартиру, в коридоре прозвучали легкие, четкие шаги. Мария Афанасьевна сказала с улыбкой:

— Это Греф с Малашенко пришли. У них на всякий случай ключи от нашей квартиры есть. Надо им по чашке кофе сделать.

— Они были телохранителями у брата?

— Да.

— А почему он не взял их с собой на Канары? А полетел с этим Зариковским, которого вы