Шрифт:
Закладка:
Вот только узнать, в какую категорию уйдет конопатая, мне не суждено. Не ожидал, что она окажется такой трусихой и не придет на практику. Еще больше взбесил тот факт, что ее телефон оказался вне доступа. Ну получишь ты у меня, принцесска. Ни папа не отмажет, ни мама.
В среду и четверг выскочка снова не появляется на практике. И я даю себе четкую установку – не думать об этой стерве. И так происходит до того момента, пока к нам не поступает молодая девчонка вся усыпанная веснушками. И это не Эля. Вот только в голове что-то щелкает. А что мешает точно так же слечь с пневмонией выскочке, попавшей под дождь?
И вроде бы меня не должно это волновать, но, когда девчонку переводят в ПИТ с нарастающей дыхательной недостаточностью, мне становится не по себе. Телефон рыжей выключен. У таких как она наверняка нет друзей. Ей тупо не к кому обратиться. С какой вероятностью она позвонит отцу, от которого, судя по телефонному разговору, ушла, продемонстрировав свой характер и гонор? С малой. Очень малой. Такие дурочки хоть и глупые, но принципиальные.
И вроде понимаю, что проще всего позвонить бабке и что-то придумать, чтобы достучалась до своей соседки, но почему-то игнорирую здравый смысл и как только наступает пять вечера, направляюсь к дому конопатой.
Ума не приложу, что буду делать, не открой она мне дверь. Вызывать слесаря? Да кто она мне такая? Может, сейчас преспокойно отдыхает в тусовке таких же мажорок, а я, дебил, поднимаюсь на ее этаж.
На звонок в дверь ожидаемо никто не реагирует. Раз, два, три, четыре, пять, начинаю я пинать. На четырнадцатый пинок, я, наконец, слышу, как по ту сторону двери кто-то открывает замок. Очень даже знакомый кто-то. Правда, без привычного лоска, со спутанными волосами и прищуренными глазами.
– Я умерла и попала в ад?
– Пока в чистилище.
Глава 8
Что я там говорил: привычного лоска нет? Ну это как сказать. Судя по внешнему виду, два дня валяется с температурой, но напялить на себя синтетическую майку с кружевными вставками, плохо прикрывающими грудь, и шорты, аналогично ни хрена не прикрывающими, сил хватило. Это ж какой надо быть дурой, чтобы надеть на себя такую недышащую хрень, когда лихорадишь?
– У меня нет сил на то, чтобы с вами пререкаться, – тихо произносит рыжая, опираясь боком о дверь.
– То, что сил нет, я вижу, равно, как и ума.
– Шли бы вы отсюда оттачиваться свое словесное мастерство с кем-нибудь другим. Хотя, раз вы здесь, не могли бы вы мне кое-что куп…
Договорить конопатая не успевает, захлебывается в кашле, надрывая мои перепонки. Как только она прекращает кашлять, подталкиваю ее внутрь и закрываю за собой дверь.
– Я вас не приглашала.
– Я и не спрашивал разрешения, – скидываю обувь и прохожу за Элей. Она тут же плюхается на кровать. – Давай кратко и по делу. Симптомы и что принимаешь.
– Ничего не принимаю. Мне плохо, – и это не женское кокетство и не мужское нытье в тридцать семь и два. Ей реально хреново. Как только ее голова касается подушки, она сразу же закрывает глаза. Ловлю себя на мысли, что почему-то видеть эту соплячку беззащитной, почти молчаливой и без тонны наглости и дерзости, мне не только не привычно, но и совершенно не вставляет.
– Это малоинформативно. Я жду.
Ноль на массу. Окидываю взглядом спальню – ни одного лекарства на прикроватной тумбе, равно как и ни капли жидкости.
– Наверное, у меня пневмония. Купите мне, пожалуйся, антибиотик. Какой-нибудь пенициллинчик. Давайте амоксиклав. Я вам денюжку скину на карту. Потом.
– Что-нибудь еще? – не скрывая сарказма выдаю я, пододвигая стул к кровати.
– Еще какой-нибудь пробиотик, отхаркивающее и жаропонижающее. А еще влажные салфетки, если можно.
– Пробиотик не принимают вместе с антибиотиком.
– Да? А нас учили наоборот.
– Меня тоже. Антибиотик сожрет пробиотик. Поэтому его надо применять через дней десять после антибиотиков. Но кто будет покупать пробиотик, когда выздоровел? Правильно, очень малый процент. Это уловка фармакологических компаний – втюхать все и сразу.
– Спасибо за интересную лекцию. Но можно не сейчас выслушивать это занудство?
– Какая у тебя температура?
– Понятия не имею, – спустя приличную паузу, наконец отвечает Эля. Нет, дохлый лебедь вообще мне не по вкусу. – В этой квартире нет ничего, кроме просроченных аскорбинок. Я бы у вашей бабушки попросила, но она решила невовремя свинтить.
– Туфли за сто косарей есть, а позвонить некому. Тяжела жизнь богатых папиных дочек, решившихся на самостоятельную жизнь, – ну вот сейчас очухаешься точно. – В твоем случае замужество все же – лучший вариант.
Не проходит и секунды, как она резко открывает глаза и злобно цедит:
– Да пошел ты.
– Как бальзам на душу. Но ты еще не доросла, чтобы мне тыкать. Тем более посылать, когда находишься в столь уязвимом положении.
– А я не на практике. В своем доме что хочу, то и делаю.
– Когда ни от кого не зависишь, то, да, вполне. Раздевайся.
– В смысле?
– В прямом. Переодевайся во что-нибудь дышащее, а не в эту синтетику, цель которой возбудить.
– Это вообще-то качественный шелк, а не синтетика.
– Да, да, за сто косарей, или двести, как и туфли. Переодевайся. Вирус или бактерию этой пижамой не победишь.
На девяносто девять процентов уверен, что пижаму она не переоденет и вовсе не потому, что нет сил, а из-за упертости.
Нахожу ее сумку в коридоре и достаю фонендоскоп. Бегло осматриваю гостиную, задерживаясь взглядом на столе, на котором, не побоюсь этого слова, гора медицинских справочников.
И нет, там, вопреки сложившемуся о ней мнению, не методички аля «Косметическая дерматология» и «Техника косметических инъекций», тут просто стол фанатички терапии и эндокринологии. Неожиданно, мягко говоря. Совершенно не вяжется образ выскочки с девушкой, реально поглощённой медициной.
Сам не понимаю, какого черта вместо того, чтобы послушать ее легкие, оказываюсь на кухне. Квартира совсем не вяжется