Шрифт:
Закладка:
– Павлику?
– Да.
– И много оставила?
– Две тысячи, – поколебавшись, ответил Трегубов.
–Матерь Божья! – удивилась Варвара Андреевна.
– Так всё же?
– Вот кобель он, этот Павлик! Ни одной юбки не пропустит! Значит, что-то было у них с Аней, – злобно проговорила Варвара Андреевна.
– Понятно. Спасибо, Варвара Андреевна! У меня всё, не буду Вас задерживать.
– Так Вы и мне ответьте, только честно: сама упала или убили её?
– Мы подозреваем, что её столкнули.
– Вот ужас то… И кто же это сделал?
– Пока неизвестно.
После проведенных допросов просветления у Ивана не наступило. Да, все не любили Анну Андреевну, но никто не выглядел как преступник. Когда Трегубов вошёл к Столбову, Илья Петрович сидел в прострации над разбросанными по столу листами бумаги. Иван понял, что это допросы мастеров и рабочих с завода.
– Ничего? – спросил он.
– Ничего, – покачал головой пристав. – Садись, Трегубов. Давно такого не было. Если бы хоть какая версия… Зачем украли эти ружья? Ну, зачем и кому это надо? Что-то мы упускаем. Не могу даже понять, с какой стороны подступиться, кого искать… Что там у тебя по Олениной?
– Сына найти не смог, говорят, что он кутила, всё время в Москве с друзьями. А остальные… Остальные родственники, упомянутые в завещании, друг друга ненавидят и сходятся только в одном.
– В чём же?
– Больше, чем друг друга, не любили саму покойную Оленину. Характер у неё был ужасный, со слов всех опрошенных. И все находятся в денежной нужде, в той или иной степени, ждут наследство. Двоюродный брат, инвалид войны, живёт на чердаке, нет денег на женитьбу. Родная сестра с мужем испытывают трудности в своей торговле сукном. Сестра мужа не любит их, потому что считает, что деньги Оленина Анна Андреевна получила незаслуженно, завидует. Сын Оленина от крестьянки – пьяница, вечно без денег.
– Получается, все были заинтересованы в смерти Анны Андреевны?
– Да, у всех есть мотив.
– Я бы сказал, что именно она, написав новое завещание, дала всем мотив для преступления, – сказал пристав.
– Точно!
– Но зачем она это сделала? Предыдущие завещания никогда не включали всех родственников, – Столбов посмотрел на урядника.
– Не уверен, но думаю, чтобы включить в него Павлика.
– Лакея?
– Да, – ответил Иван, – и, по совместительству, как я понял, своего любовника.
– Вот как?!
– Да, а остальных включила, чтобы это не так бросалось в глаза.
– Ага, вполне возможно. Молодец, Трегубов!
– Я так думаю, что если бы в завещании был только он, то родственники бы закатили скандал. А так… никто даже не обратил внимание на его появление. Все рады тому, что они сами теперь наследуют немало.
– Кто-то конкретный уже есть на подозрении? – спросил пристав.
– Как ни странно, пока нет. Все ненавидели Анну Андреевну, но так, чтобы кто-то был похож на убийцу…
– Молод ты ещё, Ваня, плохо людей знаешь, – перебил урядника пристав. – Проверил, что они все делали во время смерти Олениной?
– Все спали у себя дома, ночь же была. Как проверишь?
– Да, и у тебя негусто. Пока все под подозрением, никого нельзя исключать, – задумчиво произнёс Столбов. – Эх, топчемся на месте. А мне на следующей неделе губернатору докладывать, будь оно неладно. Вот что я думаю, Ваня…
– Что?
– Устал я уже, пойду домой, а ты, давай, садись и просмотри всё свежим взглядом, может, чего заметишь, что я пропустил.
– Но, Илья Петрович! – Трегубов с ужасом посмотрел на ворох бумаг.
– Давай – давай, завтра воскресенье, завтра и отдохнешь.
Поздно вечером, когда Иван вернулся домой, в его голове было перемешано множество имён людей, работавших на оружейном заводе, которые что-то относили, приносили, проходили мимо, поэтому он не сразу обратил внимание на необычно молчаливую сестру.
– Что-то случилось? – спросил он Софью.
– Ничего, – буркнула та в ответ.
– Нет, ну я же вижу что-то случилось. В гимназии?
Девочка внезапно села на стул и разревелась. Иван от такого опешил и не сразу нашелся, что сказать.
– Софья, ну что такое, скажи? – он встал и подошёл обнять сестру.
– Ты, ты, – начала девочка, захлебываясь слезами, – собрался жениться на этой училке! А меня… меня что, бросишь или сдашь в пансион?!
Ивана как холодной водой окатило. Он обнял сестру и начал её успокаивать, приговаривая:
– Ну, что за глупости ты себе вообразила? Вовсе я и не собираюсь…
– Я вас видела, – навзрыд продолжала Софья.
– Да что ты, что ты себе вообразила? Это не так, я ей просто вернул сумочку. И не собираюсь я жениться.
– Правда? – Софья посмотрела заплаканными глазами на брата.
– Конечно, правда.
– Значит, ты меня не бросишь и будешь со мной?
– Конечно!
– Давай тогда завтра вместе погуляем, сходим куда-нибудь?
– Послушай, – начал Иван, – завтра я не могу, я уже обещал.
– Ей обещал?! – догадалась Софья.
– Ну, послушай меня…
Девочка вскочила и бросилась в свою комнату. Дверь за ней с громким стуком захлопнулась.
– Софья!
8.
Утром Ивану так и не удалось переговорить с сестрой, та заперлась у себя в комнате и не выходила. Он был весьма огорчен этим поведением Софьи, но пока не понимал, что ему предпринять. Нужно было ехать на обед к Торотынскому. Чтобы отвезти и привезти Наталью Алексеевну, пришлось взять в аренду экипаж. Это было дорого, но куда деваться…
– Вы уже начали читать «Ревизора»? – спросила Трегубова Наталья Алексеевна, когда они выехали из города.
– Нет, к сожалению. Много дел на службе было, – рассеяно ответил Иван, всё утро пребывавший в непростых думах о сестре.
– Эх, ну как же так, Вы же обещали!
– Я уже взял книгу и обязательно прочитаю, а Вы пока можете мне сказать, на что обратить внимание.
– Нет, я так не поступлю, иначе Вам будет неинтересно читать. Лучше наоборот: я Вас заинтригую, – улыбнулась учительница. – Сюжет строится на человеке, Хлестакове, которого все принимают за другого, понимаете, и он начинает этим пользоваться.
– Хорошо, – улыбнулся в ответ Трегубов. – Вернемся, и сегодня вечером непременно начну.
Навстречу молодым людям попалась подвода с крестьянской семьей. Управлял ею мужчина в годах, а внутри на простой соломе расположились его жена и пара сыновей подростков. При приближении экипажа телега съела с дороги, пропуская его, а крестьянин с сыновьями сняли шапки, приветствуя пассажиров.
– Сколько уже лет прошло, как отменили крепостничество, – недовольно сказала Наталья Алексеевна, – а рабство настолько въелось в наш народ, что ничем не выведешь.
– Мне кажется, Вы преувеличиваете, – возразил Трегубов, – это просто дело привычки.
– Ничего я не преувеличиваю! – горячо ответила девушка. – Как можно было свой же русский народ