Шрифт:
Закладка:
Ламберт кивает:
– Ах да, Жулиана говорила, что вспомнила вас.
Он ведет меня по тому же пути, по которому я пришла, – наверное, потому, что идти переулками с тяжело опирающейся на твою руку девушкой не очень прилично.
Но мое внимание полностью сосредоточено на святилище, несмотря на яркий солнечный свет, отражающийся от его стен и окон. Оно великолепно. Я никогда не понимала, почему мать Агнес выступала против моей работы, ведь все мои труды – во славу Солнца.
– Настоятельница расстроилась, когда я ушла, – озвучиваю свои мысли, заполняя повисшее молчание. – Раньше мы пили с ней чай раз в неделю, но уже давно не встречались. Я скучаю по ней.
Признание даже для меня становится неожиданностью.
Ведь, на мой взгляд, мать Агнес и виновата в этом.
– Кто-то машет нам рукой, – говорит Ламберт.
Мы выходим на открытую площадь, и я вижу, что к нам бежит Реми с хмурым выражением на лице.
– Это ученик магистра Томаса, – радостно заявляю я.
– Уже нет. Уже подмастерье, помнишь? – Не дожидаясь ответа, он спрашивает: – Что случилось, Кэт?
– Ничего. Ничего такого. Ничегошеньки. – Я начинаю хихикать, хотя и сама не понимаю, почему эти слова такие смешные.
– Она пьяна? – Реми тянет меня к себе, и я натыкаюсь на него.
– Нет, нет. – Ламберт качает головой. – Она выпила немного чая, который должен был ее немного успокоить. Вопросы, которые мы задавали о прошлой ночи, оказались не очень приятными.
– И что, во имя Солнечного света, вы добавили в этот чай? – восклицает Реми. – Сконию?
– Не злись, – прошу я, прислоняя голову к его плечу. От него пахнет каменной пылью и потом. Запахом тяжелой работы. – Чай мне дал Симон.
– Он еще ответит за это. – Реми хватает меня под руку. – Я отведу ее домой.
Ламберт смотрит нам вслед – и я посылаю ему воздушный поцелуй на прощание, хотя внутри от этого что-то съеживается.
Глава 9
Я сплю до следующего утра, и за это время Реми успевает рассказать магистру Томасу о моем возвращении.
– Чай не должен был на меня так подействовать, – пытаюсь объяснить я.
Почему-то мне хочется оправдаться за произошедшее, хотя, узнай архитектор, что в ту ночь за мной наблюдали, никогда больше не выпустил бы меня на улицу одну.
– Как только они поняли, как на меня действует чай, тут же отобрали чашку. Я сделала всего несколько глотков.
Реми протыкает свою сосиску ножом.
– Не хотелось бы мне повстречать того, кто выпил все, – бормочет он. – Ты едва могла связать пару слов.
– Потому что хотела спать, – огрызаюсь я. – Так что сразу же туда и пошла.
– Знаю, котенок. Я сам отвел тебя. – Реми закатывает глаза, но затем косится на архитектора. – Вернее, проводил до дверей комнаты.
Он никогда не пытался нарушить правило «Не заходить в спальню Кэт».
В ответ на ненавистное «котенок» я скрючиваю пальцы, словно когти, и шиплю на него.
– Хватит, – обрывает меня магистр Томас. – Что ты сказала венатре, Катрин?
– Рассказала, как услышала крик, увидела бегущего мужчину и пошла посмотреть, не нужна ли кому-то помощь, но нашла тело. Больше ничего, магистр.
– И не говорила, что Перрета приходила сюда? – спрашивает архитектор.
От этого вопроса зеленые глаза Реми чуть не лезут на лоб.
Ну, если придираться к словам, именно этого я не делала.
– Нет, но я призналась, что мы знали ее, что вы иногда давали ей денег. И что уже давно их не давали.
Магистр слегка выпячивает губы – явный признак того, что он недоволен. Реми проглатывает кусок еды и выпаливает:
– Перрета приходила сюда?
– Да, требовала денег, но, услышав отказ, закатила истерику и ушла, – говорит архитектор. – На этом все.
– Закатила истерику? – Реми указывает большим пальцем на дверь мастерской. – Это она?
Магистр устало кивает.
– И молоток она стащила?
Он вздыхает.
– Да, после того как воспользовалась им.
Я удивленно пялюсь на них: и не подозревала, что молоток пропал. Если она взяла его с собой, то мотивом для убийства могло стать ограбление. Вот только на инструменте выгравировано имя архитектора, так что его, скорее всего, переплавят для золочения.
Магистр переводит взгляд на меня, и я вижу в его серых глазах невероятную печаль.
– Венатре кого-нибудь подозревает?
Я киваю.
– Удэн сказал, что видел в ту ночь на площади святилища селенаэ. Думаю, венатре станет искать тех, кто еще его видел.
Магистр Томас с отвращением бросает двузубую вилку на тарелку.
– Ну что за идиот! Это явно приведет к еще одному убийству!
Реми фыркает:
– Это же селенаэ.
– И каковы же дети Ночи? – интересуется архитектор.
– Поклоняются Луне, – бормочет Реми, глядя на остатки сосиски. – Маги и еретики.
Магистр Томас подается вперед.
– Что за невежество, Ремон. Они поклоняются Луне не больше, чем мы – Солнцу.
Мало кто утруждается разобраться в теологии, но мать Агнес объясняла нам, что Благословенное Солнце – божественный дар. Мы чтим и восхваляем его в храмах, строя которые стараемся отразить его красоту и выразить нашу благодарность, но оно не бог. И я даже не представляю, как селенаэ могут испытывать что-то подобное по отношению к Луне. Ее свет недостаточно силен и постоянен, чтобы помочь хоть чему-то вырасти.
Даже лунные цветы, которые оплетают стены квартала селенаэ, нуждаются в солнце. Но и они, и мы согласны в одном – за Небесами скрывается нечто большее.
– Если ты не понимаешь нашей религии, – продолжает архитектор, – вряд ли сможешь спроектировать и построить что-то подобное нашему святилищу.
– Обойдусь без ваших лекций! – Реми вскакивает на ноги. – Я не ребенок!
– Так не веди себя как ребенок, – приподняв брови, отвечает магистр.
Реми вылетает из кухни, не сказав больше ни слова. Спустя несколько секунд до нас доносится громкий топот с лестницы: он поднимается в свою комнату на третьем этаже.
Я с удивлением на лице поворачиваюсь к архитектору:
– Что это с ним?
Магистр Томас устало потирает лицо, но тут же отводит руку и морщится из-за порезов на пальцах.
– Не уверен, что смогу доверить ему расширение трансепта через два года.
– Почему? Он же закончил учебу.
– Да, но ему предстоит еще многому научиться. Даже я стал мастером только после того, как мне исполнилось двадцать пять.
Интересно, как воспримет Реми, что после восьми лет учебы и подготовки ему придется ждать еще пять?
– А каким вы были в его годы? – спрашиваю я.
На лице архитектора появляется улыбка, хоть и немного натянутая.
– Высокомерным. Самоуверенным и переполненным грандиозными планами. Неспособным ценить тех, кто меня окружает.
– Что ж, значит, Реми действует точно по плану.
В