Именно в этот момент Генерал обернулся и увидел Меццанотте с револьвером, направленным на него. Его зрачки расширились, он открыл рот, чтобы что-то сказать, но, прежде чем успел произнести хоть один звук, Рикардо спустил курок.

Раздался громовой выстрел. Вылетев из ствола со скоростью более четырехсот метров в секунду, пуля из патрона «.44 магнум» пронеслась над головой старика, подняв прядь его густых белых волос, и продолжила свой путь, пока не врезалась в бронежилет одного из людей в черном, только что появившегося в конце коридора с поднятым автоматом. Пуля не пробила защиту, но от сильного удара тот отлетел назад на несколько метров с явно сломанным ребром.

Противник отполз в укрытие, ругаясь от боли. Меццанотте и Генерал услышали, как он вызвал по рации помощь и приказал отступать.

5

Как долго я была заперта в этой бетонной клетке? Возможно, это реакция на страх и стресс, но я практически ничего не делала, только спала, что не позволяло мне следить за временем. Призрак кормил меня лишь один раз – на этот раз упакованной едой, пакетом вареной ветчины и пакетом «Риц», который, как мне казалось, был украден откуда-то, – так что прошло не больше суток, но мне казалось, что я просидела здесь целую вечность. Из-за того, что я лежала на жестком полу, не имея возможности хоть немного вытянуть ноги, у меня затекли лодыжки.

Бо́льшую часть времени мой тюремщик проводил снаружи. Когда он находился в комнате, то подолгу смотрел на меня с любопытством, в котором смешивались влечение и благоговение. По его лицу, необыкновенно жесткому и невыразительному, конечно, нелегко было догадаться, что у него на уме, но я чувствовала в нем колебания, как будто он находился в тисках внутреннего конфликта. Если Призрак обращался ко мне с подобием любезности или внимания, то потом, казалось, сожалел об этом. Незадолго до этого, например, пододвинул ко мне таз с водой и тряпку, кивнув, чтобы я воспользовалась ими для умывания. Под его взглядом я провела мокрой тряпкой по лицу, рукам и ногам. Он сначала кивнул, довольный результатом, а затем энергично тряхнул головой, словно пытаясь отогнать надоевшую ему муху. Или нежелательную мысль, которая засела в его мозгу… Когда Призрак выбежал из комнаты, я бы сказала, что он бежал именно от меня.

Его эмоции, которые время от времени достигали уровня моего стеклянного колокола, были элементарными, как у ребенка. Но, несмотря на это, я чувствовала в нем что-то еще – темный кипящий комок ярости, первобытной нечеловеческой жестокости. Я никогда раньше не чувствовала ничего подобного и была в ужасе.

Я предприняла еще несколько попыток поговорить с ним, в надежде, что если мне удастся наладить контакт, то ему станет труднее осуществить задуманное. Ведь я не забыла, зачем он меня похитил, и не питала иллюзий: он может решиться на действия в любой момент. Я не добилась от него ни единого слова, но теперь была почти уверена в том, что он понимает, о чем я говорю.

Когда Призрак вернулся, он все еще был напряжен. Не удостоив меня взглядом, сел за стол, открыл старый жестяной контейнер, весь в ржавчине и грязи, и принялся рыться внутри. Это было похоже на шкатулку для воспоминаний. Среди различных вещей, которые он перебирал, я разглядела несколько детских рисунков на пожелтевших листах, сложенных вчетверо, небольшую пращу, игрушечных солдатиков, сделанных из обломков дерева и металлолома.

Это занятие, казалось, постепенно успокаивало Призрака. Его плечи расслабились, и он прислонился спиной к стене, сложив руки и закрыв глаза, погрузившись в размышления.

До этого момента я была очень осторожна и старалась не раскрывать стеклянный колокол в его присутствии – мысль о том, что Призрак может вторгнуться в мои эмоции, отталкивала меня. Но теперь пришло время попробовать. Он выглядел спокойным, и узнать о нем немного больше могло оказаться полезным. Ослабив свою защиту, я с удивлением почувствовала, как на меня нахлынула острая ностальгия. В ней не было ничего отталкивающего или неприятного, поэтому я отдалась ей без сопротивления. У меня начались вспышки, мутные, мерцающие образы, как отражения в луже, – эпизоды его детства. Я увидела бледного худого ребенка, одетого в лохмотья, таящегося в темноте. Он прицелился из рогатки, выстрелил камнем в сторону крысы, нюхавшей воздух в нескольких метрах от него, – и убил ее на месте. Его первая добыча. Он перепрыгнул через камни, за которыми прятался, схватил крысу и бросился бежать с разрывающимся от счастья и гордости сердцем, желая показать ее отцу. Затем сцена изменилась. Теперь ребенок лежал у костра; его голова покоилась на коленях женщины, которая ласково гладила его спутанные волосы и что-то шептала. Я не могла разобрать слова – мне нужно было открыться еще больше. Я позволила этим эмоциям проникнуть в каждую фибру моего существа. Теперь я уже не просто смотрела на ребенка, я была им; я чувствовала нежное прикосновение руки женщины к моей голове и ощущала своими мокрыми от слез глазами всю ту сладкую и безмерную любовь, которую малыш испытывал к своей матери. Она напевала ему колыбельную. «Я знаю этот детский стишок, – удивленно подумала я, – я слышала его раньше. Это была «Звездочка-звезда» с неправильными словами, та самая, которую постоянно повторяли маленькие брат и сестра.

Картина, промелькнувшая у меня в голове в подземной железнодорожной станции, после того как я пришла в себя от шокирующего зрелища – евреи, которых насильно заталкивали в вагоны для скота, – снова всплыла в памяти. Я сразу же отбросила ее как абсурдную, но что, если все так и было на самом деле?

* * *

Несколько часов ушло на то, чтобы с помощью цемента и шпателей заделать проход, соединяющий бомбоубежище с кельтским гипогеем; теперь его можно было открыть, только взорвав, а по тому, как скрытно действовали люди в черном, было совершенно очевидно, что они хотели привлечь к себе не больше внимания, чем Сыны Тени, поэтому вряд ли стали бы прибегать к таким совсем не скрытным средствам.

– Они найдут другой путь, вы же знаете это, не так ли? – сказал Меццанотте, когда они шли назад по узкому туннелю. – К счастью для вас, они не ожидали встретить настоящее сопротивление и не были готовы к возможным потерям. В следующий раз все пройдет не так гладко.

– Посмотрим. А пока что мы выиграли немного времени, и в нашей ситуации это все, к чему мы можем стремиться. Здесь, внизу, мы живем день за